Том 12

ПИСЬМА

51. Т. М. НАСЕДКИНОЙ

1 апреля 1991 г.  Москва

Таня, здравствуй!

Хотел обругать тебя покрепче, да — праздник, во-первых, а во-вторых, — ругать тебя бесполезно. Как и Надежду*: та тоже напрочь замолчала и не подаёт о себе вестей — что хочешь, то и думай.

Итак, буду краток: ибо — устал. Только что приехал из Твери (сейчас времени — полдесятого вечера), без задних ног, голодный и с больными глазами — пять часов в электричке читал Бунина, а по Твери шастал в очках, так что глаза мои гудут. Тверь город, может быть, и неплохой. По крайней мере, побольше Тамбова и постариннее. Видел церквей десять (особенно много их на Левобережье Волги), но благолепием не поражают. Много в центре и старинных зданий, а целая улица сделана как и у нас пешеходной, только прозывается она в Твери именем Урицкого. Но портило впечатление время года — всё серо, грязно, зелени нет. Но ещё более противное впечатление оставила материальная сторона городской жизни. Впрочем, и в Москве последние три-четыре дня перебои с хлебом, а уж в Твери мне пришлось ходить голодным: в столовых нет ни хлеба, ни мяса — съел тарелку манной каши, кусочек пересолённого омлета и выпил стакан компота. За такой «обед» содрали два рубля. Эх, яблочко, куда ты котишься?!

Но всё это по боку. Главное то, что я отыскал типографию, прорвался в производственный отдел, где меня несколько успокоили: книжка моя (тьфу! тьфу!) через две недели должна быть полностью набрана — то есть, будут гранки. Если это не первоапрельская шутка, то дела не так плохи, как я ожидал. Правда, надо всё время твердить, что всё ни к чёрту, не везёт и т. п. Не надо гневить Бога.

Кстати, о Нём. В день памяти матери опять посетил храм Большое Вознесение и поставил толстую свечу за упокой. Ну а в эти дни (Вербное воскресение, Страстная суббота, Пасха) не знаю, что и как делать, поэтому особо таскаться по церквям не буду. Да в общем-то и сильно таскаться и праздновать охоты нет. Времена грянули трудные, завтра все ждём с замиранием сердца.

И вот тут совершенно кстати же подниму, моя дорогая, ненаглядная и неписучая, один деликатный вопрос. Дело в том, что, забыв про удорожание сильное жизни, я совершил покупательский подвиг и купил за сто рублей (всего за сто!) подписку на 15-томник Достоевского. Один наш парень предложил мне эту сделку, и я не раздумывая согласился. Восемь томов уже вышли, их я получил в натуральном виде, и стоят они сорок рублей. Так что сверху я отдал всего шестьдесят рублей — невероятно задаром. Остальные тома буду выкупать уже непосредственно сам. Но так как сто рубликов — большая часть моей стипендии, я и остался слегка нищим. И дело ещё вот в чём: я, наверное, на 13 апреля домой не поеду (пока предварительно так думаю), так что если вздумаешь мне на день рождения прислать рублей 25 — я буду рад такому подарку. Или чуть больше. Как говорится, щедрость человека зависит от величины его души. Если бы не проклятое повышение цен, я бы выкрутился.

А впрочем, я разболтался. А ты там, может быть, не зря молчишь. Если завтра (2-го) не получаю от тебя письма — бойкот до конца жизни. Тоскень здесь страшенная. Хорошо, что взял магнитофон — он мне чуть скрашивает жизнь. Снова кстати: дозвонился я наконец до Сажина.* Он, слава Богу, разговаривает и ходит, но недавно перенёс инфаркт и при сейчасной весенней мозглявой погоде чувствует себя неважнецки, мы договорились с ним, что я буду звонить ему в середине апреля: если он сможет — я подъеду с магнитофоном и мы полчаса побеседуем. Я сейчас напишу записку Овсянникову — обязательно передай ему.

Ну — всё. Огромные квадратные приветы родственникам! Принцессе — два привета!

Жду, стиснув зубы, письма.

До свидания!

Я.

П. С. Целую!..

52. П. Ф. АЛЁШКИНУ

4 апреля 1991 г.  Москва

Пётр!

Сегодня ты не то что ошеломил, оглушил меня, ты меня тяжко оскорбил. Бог тебе судья! Хотя, видимо, отчасти виноват в этом и я, избегая все эти дни тебя, вместо того, чтобы поговорить. Сегодня я не смог и не стал сразу объясняться — вышло бы глупо и безрезультатно. Пошёл к Панасяну — его не было.

Это недоразумение началось лично для меня с разговоров о моём редакторстве в новой газете.* Как помнишь, вначале я наотрез отказался. Ты меня переубеждал, говорил о будущем и т. п. Я буквально две ночи не спал, звонил Татьяне в Тамбов, — советовался с ней, кое с кем из наших ребят: уж больно не хотелось мне оставаться в Москве. Наконец — решился. Целый день бился над программой газеты, отпечатал в двух экземплярах, побежал к тебе. Ты помнишь, это был четверг? Встретились в ЦДЛ (ещё был Акулинин), когда уже расходиться стали, я спросил: «Пётр, а о газете когда?» Ты сказал, что не сейчас, тебе не до этого, приходи в понедельник. Я прихожу, а меня обухом по голове: Алёшкин уехал на неделю в Польшу. Не знаю, что и думать. Почему ничего не сказал (тем более, что был ещё и разговор о Чейзе, что-де быстрее надо документы оформлять). Хотел Татьяне твоей позвонить, но подумал — зачем ей обиды высказывать, приедешь, всё разъяснится.

И вот дня через три я впервые услышал об этих событиях: один наш парень из общежитских, зная о наших с тобой отношениях, сказал мне, что он сидел сейчас в ЦДЛ за одним столом с Гусевым, Романовым и Роговым, и что они говорили и обсуждали — пора, дескать, снимать Алёшкина с работы. Я даже не поверил (тем более, что парень этот был пьян), но потом второй наш ВЛК-шник, близкий к секретарям, подтвердил, что «Алёшкина собираются разбирать на секретариате». Всё равно не верилось, так как для меня, со стороны (а я именно — со стороны), в «Столице» все работали весело, дружно и без проблем. И вот в воскресенье я спрашиваю Андрея Коновко: приехал? Он говорит: приехал, я ему звонил, он в очень плохом настроении, и ты ему лучше не звони. Но я всё же позвонил (серьёзности твоих проблем я не представлял в полной мере, хотел подробности узнать, да и о своих хотелось хотя бы вкратце поговорить). И меня опять как обухом: Пётр ещё не приехал. Тут уж я вообще перестал что-либо понимать. И, конечно, — обидно.

В последующие дни Андрей всё время очень настоятельно просил меня к тебе не лезть, дескать, тебе сейчас не до меня. Что ж, и это было обидно: я же считал нас друзьями, а в трудную минуту друг должен быть рядом.

И уж окончательно меня доконало то, что когда я, наконец, притушив обиду, пришёл в «Столицу», ты швырнул мне мои пролежавшие статьи чуть не в лицо. Поэтому я окончательно решил к тебе не лезть до тех пор, пока ты сам не сделаешь шаг навстречу.

И вот сегодняшний дикий случай. Ни о каком письме я вообще даже и НЕ СЛЫШАЛ. Два раза на семинарах Гусев заводил разговор о разбирательстве со «Столицей», и из его разговоров я понял так, что к нему пришла делегация от коллектива «Столицы» и устно заявила о несогласии работать с директором.

В «Столице» я общался ТОЛЬКО с тобой и Кончицом. С Панасяном же мы только здоровались, и только по поводу Чейза* говорили два раза уже после конфликта. По его просьбе (настоятельной) я отпечатал лишь договор на Чейза и НИКАКИХ писем с Панасяном я не подписывал. Тем более, что, ещё только вступая в литературу, я дал себе клятву — никогда и никаких писем коллективных не подписывать.

И ещё пару слов вот о чём. Все пять лет нашего с тобой знакомства был в наших отношениях весьма неприятный штришок: я подспудно всегда боялся, что ты выступаешь в роли благодетеля, а я в роли прихлебателя — ведь внешне это так и выглядело. Поэтому любое самое маломальское проявление высокомерия с твоей стороны резко меня царапало. Сегодняшний фразой («Ты рано решил, что я проиграл!») ты подтвердил мои опасения: оказывается, ты так и думал, что я прилаживаюсь к тебе, ищу выгоду, прихлебаю. Что ж, если ты всерьёз считаешь, что я способен подписать какое-то подмётное письмо, что я двурушник, негодяй, подлец и прихлебатель гнусный, то ты сам совершаешь этим подлость.

Само собой, теперь ни о каких приятельских и тем более дружеских отношениях между нами не может быть и речи*, но точки над «и» в этой истории расставить нужно. Для этого я ТРЕБУЮ:

1) очной ставки с Панасяном;

2) чтобы ты своими глазами посмотрел то письмо. Подпись мою ты, вероятно, знаешь.

Н. НАСЕДКИН.

53. Т. М. НАСЕДКИНОЙ

28 мая 1991 г.  Москва

Татьяна Михайловна, здравствуйте!

Буду теперь помнить о том, что в письмах ёрничать не след, и посему письма мои отныне приобретают стойкую окраску официальности.

По порядку и по пунктам. Итак, первое, что надо сообщить — на улице сейчас (21 ч. 40 м.) громыхает гроза, сверкают молоньи, ахает гром и плещет ливень. Все дни стояла жара, так что — хвала Господу и Природе.

На Троицын день я зашёл в церковь Большое Вознесение и поставил две свечи, совершив при этом тяжкий грех, а именно — ввёл во Храм мусульманина, то есть Бигельдина*. Грех это или нет?

Впрочем, хватит болтать. Как уже сообщал, поимел я наконец удовольствие прочитать собственную повесть в гранках. Пришлось дописывать пять страниц.* Теперь другой конец, очень загибулистый. Сама потом прочитаешь. Один экземпляр вёрстки мне подарили, так что если даже книга и не выйдет, я всегда могу похвастаться, что чуть ли не стал в поздней молодости писателем.

Гусев обмолвился, что-де мой рассказ в «Московском вестнике» идёт*, но я никак не могу добиться точного ответа — в каком номере? Тем более, что у них шесть номеров за тот год сгорело безвозвратно.

Продолжая о Гусеве, ещё раз заикнусь, что возобновлён разговор об аспирантуре. Я уже собираю документы. Надо до осени представить реферат, и если он пройдёт творческий конкурс, надо будет сдать три экзамена, и если этот этап конкурса будет пройдён, тогда комната и 180 руб. стипендии (с перспективой её повышения). Этот вариант надо пока держать как один из крайних: лучше быть аспирантом в Москве, чем безработным в Тамбове. Короче, не будем пока загадывать, тем более, что поступить в аспирантуру очень трудно.

Володя Пирожников* прислал мне бандеролькой газеты, которые он редактирует, но самое главное — томик американских детективов, шикарно изданных издательством, которое он организовал и возглавил. Володя — молодец. Обещается приехать а днях в Москву, поучусь, порасспрошу, как быть в наши дни деловым человеком.

Ходили с Бигельдином на «Унесённые ветром». Вынужден признаться, что я тебе тайно изменил — влюбимшись в Скарлетт-Ли. Даже и Бигельдин в неё влюбился, а уж он считает азиаток выше всех. Взяли мы с ним билеты в студенческий театр МГУ на нашумевший спектакль «Вальпургиева ночь»*, где, говорят, бедные студентки весь вечер бегают по сцене нагишом. Дети до 18 лет на этот спектакль не допускаются. Так что напоследок прикоснёмся к тлетворному влиянию раскованного искусства.

Билеты я купил на 25-е. Сейчас на отдельном листочке нарисую схему, как доехать до общаги. Хоть раз по-человечески высплюсь в день твоего приезда. Буду встречать тебя на остановке троллейбуса около половины седьмого. А выспаться надо будет ещё и потому, что, может быть, накануне состоится выпускной банкет в ресторане ЦДЛ. Хотя, как всегда, организованность сверххреновая, боюсь, что всё сорвётся.

Будут у нас ещё две турпоездки: в Истру и в Александров. Это — вместо традиционной поездки в Киев или Ленинград. Ветшает жизнь!

Много хожу по Москве, открываю уголки, которые никогда не видал, хотя вроде бы весь центр исходил вдоль и поперёк. Сегодня наконец-то побывал в здании, где училась мать. Это шикарное трёхэтажное жёлтое здание с десятью колоннами на Остоженке. Теперь здесь — Государственный лингвистический университет. В этом доме родился историк С. М. Соловьёв, учился восемь лет И. А. Гончаров. Внутри своды, пол из металлических плит, перед зданием здоровенные деревья, которые, наверняка, росли уже при матери… Очень сильные впечатления! А что будет, если увидеть Забайкалье? В повести я уже написал три листа*, пишется не ровно, не постоянно, урывками и периодами. Когда (тьфу! тьфу!) книга первая выйдет, тогда и вдохновение приободрится.

Ну вот и выплеснул все новости. Тон соблюл строгий и официальный. Радуйся.

Передай привет всем, кого встретишь и увидишь. Стрекозу* поцелуй от моего имени в левую пятку.

Николаус-супругус.

П. С. У нас тоже отключили горячую воду и наступили грязные унылые дни. Нет в жизни счастья!

П. П. С. Завтра будешь, родная моя, балдеть в кафе на торжествах Яковлева*? Вот так, да? А я, между прочим, живу здесь скромно, пью только чай, кофе и компот!

54. Т. М. НАСЕДКИНОЙ

12 июня 1991 г.  Москва

Последнее письмо из Москвы* (пока)!

Здравствуй, супруга! Здравствуй!

Ты любишь меня. Мне нравится это. Люби.

Таня! Уже слышу твои возмущённые вскрики и топанье ногой, хотя, если раскроешь том Кузьмы Пруткова, то увидишь моё ему подражание в слоге. А заговорил я тоном Козьмы (пусть будет через «о») лишь потому, что поздно понял смысл твоих высказываний по телефону. Помилуй, милая моя, и сама ужаснись тому, что ты ляпнула! Дословно: «Приезжай скорей, а то мне скучно одной и не с кем в кино сходить». И это — мужу?! Супругу?!! Единственному?!!! Желанному?!!! Ненаглядному?!!!!! И т. д., и т. п. Всё это сказано ему прямо в лицо, вернее — в ухо? Вот и скучай после этого за тобой!..

Теперь о деле. Меня поставили в тупик, фраппировали и оторопили (от слова «оторопеть») твои жуткие повести о земледельческих страданиях на плантации, обладательницей которой по твоей милость стала вдруг наша семья. Итак, я, проезжая порой мимо полей, где, встав в некрасивую и неэстетичную позу буквой «Г» чего-то делают с землёй потные пейзане, всегда с облегчением и самовозвышающей гордостью думал: слава Богу, хвала Всевышнему, я ушёл от этого, поднялся до высот цывылызацыы… И вот мне сообщает родненькая моя, почти что единственная, — а может быть даже и ненаглядная жена, что, дескать, Коля, барство твоё кончилось! Вот тебе и тру-ля-ля! А для чего мы тогда власть в 17-м брали? Для чего работать отвыкали? Нет, долой! Никакой частной собственности на землю! Долой жён-эксплуататоров!!!

Уф, выплеснулся весь по этому страшному вопросу.

Впрочем, хватит балагурить. Пора о серьёзном. И тут я спешу тебе сообщить жуткую новость. Меня обокрали. Вернее — обокрали нас с тобой, ибо имущество и ценности у нас общие. Украли у нас тысяч пять, а то и шесть. И сделало это подлое издательство «Патриот», которому я предлагал повесть «Казарма». Они мне её вернули. Собаки нечестивые! Но ты бы, Таня, видела (и увидишь!), что они написали в сопроводиловке: дескать очень талантливо, интересно написано, но я слишком мрачно описал армию, а они, дескать, выпускают книги для призывников, и кто это, рассуждают они, пойдёт служить, прочитав мою повесть. Как это тебя фраппирует, а? А ещё нас обокрал журнал «Новый мир», но полегче — тысячи на полторы: вернул мои рассказы, но опять же с припиской: написано хорошо. Вот такие пироги, пирожки и пышки. А ты всем кричишь, что муж у тебя гениальный писатель… Правильно — гениальный. Но чем кричать без толку на всех углах — по приезде в Москву возьмёшь мою тяжёлую сковороду и пойдёшь по редакциям бить редакторов и рецензентов. По головам. С размаху и без пощады. При этом — прихекивая.

Теперь уж, правда, о деле. Съездил сегодня в Переделкино к Сажиным.* Не очень удачно. Овсянникову скажи обязательно: день рождения у Сажина — 30 июня. Пусть планирует: небольшой (строк 150-200) материал с фото. Он будет доставлен ему 26 июня утром. Я ему потом сам объясню, почему большого материала не получилось. Да больше и не нужно.

В Переделкине — церковь, у которой два купола копируют купол Храма Василия Блаженного. Впервые такое видел.

Пирожников* вчера не появился. Что ж, деловой человек.

Ездили на экскурсию в город Истра, в тамошний (как любят выражаться наши русофилы) монастырь. Завтра едем в город Александров. Последняя экскурсия на ВЛК.

Выпускной вечер — в ЦДЛ 20 июня. Не знаю, что получится: записались двадцать человек и пригласили двадцать преподавателей. Надо полагать, что получится весьма скромное застолье. Но дело не в том. Надо.

Вот и высыпал весь ворошок новостей. Как всегда, моё одно письмо по объёму стоит двух-трёх твоих. Щелчок по некоторым курносым носам.

Ждёт ли меня Стрекоза Махаоновна? Готовит ли выставку персональных рисунков? Хватило ли у Лиды самогону расплатиться за стенку? Не провалился ли к соседям на нижний этаж наш новый холодильник?..

Ба! Перечитал сейчас твоё письмо от 30 мая — у нас ещё и новый пылесос завёлся?.. Скоро я буду спать на шифоньере, а печатать рукописи, забравшись на телевизор… Остановись! Таня!!!

Получила ли мой секретный план-схему с маршрутом к общежитию?

Всё — целую, целую, целую, целую, целую. Целую! Целую! Целую! Целую!!! Целую!!! Целую!!! Целую!!! (Хватит?)

И ещё раз — в Иринку! (Расшифровываю: я тебя целую в Стрекозу!)

Мужик.

55. С. П. ЗАЛЫГИНУ

21 ноября 1991 г.  Тамбов

Многоуважаемый Сергей Павлович!

Бога ради, уделите мне пять минут, дочитайте письмо до конца.

Года четыре назад, когда Вы приезжали в Тамбов, я «подбросил» Вам несколько своих рассказов. Вскоре я получил их из отдела прозы редакции обратно с вежливой сопроводиловкой. Вполне закономерно!

Весной этого года, заканчивая Высшие литературные курсы, я принёс в Ваш журнал два новых рассказа. На этот раз отзыв оказался более благожелателен: «Рассказы ваши сюжетны, вы умело держите нить повествования в руках — драматургия в них развивается последовательно, что в новой прозе встречается не так уж часто… вы выпукло вырисовываете самочувствие современного горожанина… вы явно обладаете пером…» Поверьте, я умею отличать дежурные фальшивые комплименты от вполне искренних слов. В этом письме из редакции даже высказывается предположение, что я, может быть, буду «писать так, что будет н е в о з м о ж н о не публиковать» мою прозу. Одним словом, ещё — чуть-чуть…

Но мне кажется, что это «чуть-чуть» зависит не от меня (хотя, разумеется, я надеюсь — лучшие мои вещи впереди), а уже от  с л у ч а я. Почти в каждой писательской судьбе, в самом её начале громадную роль играет случай.

Когда я учился на ВЛК, такой случай вроде бы выпал на мою долю: повесть приняли в издательстве «Столица», рассказ — в журнале «Московский вестник»; но стоило мне уехать из Москвы, дело застопорилось. Снова — тупик. А ведь мне уже почти сорок…

Сергей Павлович, я, конечно, романтик и наивный человек, я насквозь пропитан девятнадцатым веком; веком, в котором редакторы журналов вроде Некрасова и Достоевского сами читали рукописи неизвестных авторов, благословляли их в литературу. Вы скажете: «Намёки понимаю, но я уже смотрел ваши рассказы…» Что ж, это так, но те рассказы были написаны десять и более лет назад. Повторяю, я в последние год-два кардинально переменился, пишу  д р у г у ю  для себя прозу. И у меня есть три-четыре рассказа, поверьте мне, д о с т о й н о г о  уровня.

Сергей Павлович, Вы уже многое сделали в русской литературе, останетесь Вы в истории и как редактор «Нового мира». Казалось бы, думать ли Вам ещё об одном маленьком, но добром деле — проявить внимание к неизвестному литератору, принять участие в его буксующей судьбе… Но ведь перед Богом нет больших и малых дел!

Очень Вас прошу: посмотрите лично один-два моих новых рассказа (которые я не предлагал «Новому миру»). Это не отнимет у Вас много времени, а для меня может стать тем счастливым случаем, о которых пишут потом в мемуарах, биографиях, «литературных» повестях.

Я знаю, Вы страшно заняты, я понимаю, надежды у меня почти нет. И — «всё же, всё же, всё же…»*

Всего Вам самого наилучшего!

С большим уважением

Николай Наседкин.

56. А. М. АЛЕКСАНДРОВУ

21 ноября 1991 г.  Тамбов

Многоуважаемый т. Александров!

Простите, ради Бога, не могу отыскать в записных книжках Ваше имя-отчество!

Простите и за то, что беспокою Вас, но Вы не так давно очень благожелательно отнеслись ко мне, высоко оценили художественные достоинства моей повести «Казарма». Я до сих пор безмерно Вам благодарен!

Сейчас же обращаюсь во по какому поводу: Вы в тот раз упомянули, что «Патриот» выпускает не только военно-патриотические книги, но и, допустим, детективы, приключения. Вот и решаюсь обратиться к Вам со следующим предложением.

У меня есть повесть «Казнить нельзя помиловать». Объём — 8-9 печатных листов. Построена она на детективном сюжете: трое подростков убивают мужчину и девушку только лишь для того, чтобы покататься на их машине. В основе — действительный случай. В центре повествования — редактор областной газеты Фирсов (убитый), девушка-студентка Юлия (вторая жертва)  следователь Карамазов, который расследует это преступление. Фирсов и Карамазов — типичные герои сегодняшнего дня: он — антиподы, враги. И хотя Фирсов мёртв, а Карамазов жив, но фарисеи Фирсовы пока далеко ещё не проиграли. Повесть — остросоциальна, злободневна.

Если Вас это заинтересует, я тотчас же вышлю рукопись.

Остаюсь с надеждой на взаимопонимание.

Всего вам самого наилучшего!

С большим уважением

Николай Наседкин.

57. С. П. ЗАЛЫГИНУ

2 марта 1992 г.  Тамбов

Многоуважаемый Сергей Павлович!

Вы согласились посмотреть лично мои рукописи, о чём любезно уведомила меня референт редколлегии В. Ильина в письме от 28 ноября 1991 г.

Я выслал в редакцию на Ваше имя пакетом два рассказа и небольшой отрывок из повести.

И вот я получил рукописи обратно с сопроводиловкой из двух строк («В отделе прозы прочитали…» И т. д.) за подписью младшего редактора.

Я бы не осмелился больше беспокоить Вас, если б хоть словечком было сказано, что Вы лично прочитали мою прозу. Увы, я боюсь, что опять неразбериха, опять ненужная в данном случае инициатива сотрудников отдела прозы, опять случайность… Очень жаль и обидно, если это так!

С уважением

Николай Наседкин.

58. В. П. АСТАФЬЕВУ

16 марта 1992 г. Тамбов

Уважаемый Виктор Петрович!

Уже несколько лет собираюсь обратиться к Вам, но, отлично понимая Вашу безмерную занятость, откладывал. Однако, вот решился. Бога ради, простите меня за отнимаемое время!

Дело в том, что Вы один из крайне немногих писателей, кого я уважаю в нынешней русской литературе. И ещё — что даёт мне смелость — мы с Вами в какой-то мере земляки: в детстве и молодости (до 24 лет) я жил и рос под Абаканом, в райцентре Белый Яр. Недавно похоронил там мать, но самые близкие, кровные, родственники живут и посейчас в Хакасии.

Мне уже под 40. В Тамбов попал по распределению после Московского университета. Сюда же вернулся и после Высших литературных курсов (тоже общая точка моей и Вашей биографий!), которые окончил в прошлом году. Я не член СП и поэтому на ВЛК учился в семинаре критиков.

А не член Союза писателей (да и не в членстве дело!) потому, что уже несколько лет бьюсь понапрасну лбом в бронированные журнально-издательские стены. Результаты унизительные: отрывки из повести в сборнике молодых в региональном издательстве да рассказ в журнальчике «Физкультура и спорт». Когда учился на ВЛК, вроде бы лёд тронулся, казалось, вот-вот и — шуга: одну повесть приняли в издательстве «Столица», рассказ — в журнале «Московский вестник». Но стоило мне уехать из Москвы, дело застопорилось напрочь.

Но я ещё продолжал трепыхаться. Однако ж, толку мало. Я даже года 2-3 назад предлагал свою повесть «Казарма» и «Енисею». Рукопись мне кое-как вернули почти через год с разбором Т. Воронцовой. Об уровне суждений этой дамы, «разобравшей» армейскую повесть, говорит хотя бы тот факт, что на пяти страничках её рецензии наляпано почти пятьдесят орфографических, лексических и разных прочих ошибок.

Но я всё равно продолжал бы рассылать рукописи (помня о судьбе Джека Лондона), если б при нынешних почтовых вздорожаниях редакции не перестали вовсе отвечать и возвращать рукописи. Полный тупик!

Виктор Петрович, я, конечно же, мало на что надеюсь, тревожа Вас. И тем более — Вы не редактор, не издатель. Но Ваше слово, Ваше мнение весомы в мире литературы. Да если даже и не практической помощи, то хотя бы одобрение услышать от Вас — и то легче станет дышать, вдохновеннее будет работаться. А то, ей-Богу, уже сил никаких нет. Я понимаю: Вы добились в жизни и литературе всего сами, но будьте снисходительны и к тем, кто послабже Вас в коленках, не имеет характера для долгой (бесконечной) борьбы.

Виктор Петрович, прошу Вас, просмотрите, пожалуйста, два-три моих рассказа. Может быть, это и будет тем чудесным случаем-толчком, который сдвинет наконец мою буксующую писательскую судьбу с места. Бог Вам за это воздаст!

Если Вы ответите согласием, я тотчас вышлю рассказы* заказным пакетом и уж, само собой, оплачу все расходы по пересылке рукописи обратно.

Ещё раз очень и очень прошу — не гневайтесь на меня: решился обратиться к Вам после мучительных раздумий, уже в полном отчаянии.

Всего Вам наилучшего и главное — здоровья!

С большим уважением

Николай НАСЕДКИН.

59. В. П. АСТАФЬЕВУ

31 марта 1992 г.  Тамбов

Уважаемый Виктор Петрович!

Спасибо, огромнейшее за письмо! И — за разрешение прислать рукопись! Вышлю рассказы 20 мая.

Желаю Вам всласть отдохнуть после трудной работы, желаю здоровья и бодрости!

Спасибо!

Простите, что письма пишу на машинке — почерк у меня не из лучших.

Всего доброго!

Николай Наседкин.

60. В. П. АСТАФЬЕВУ

17 мая 1992 г.  Тамбов

Виктор Петрович, здравствуйте!

По нашему уговору и с Вашего разрешения высылаю рукописи: два рассказа («Осада», «Пирожки с мясом») и отрывок из повести («Муттер»), над которой сейчас работаю. Вы написали, чтобы я высылал в конце мая.

Простите, что, нарушая Ваше пожелание, всё же вкладываю конверт с марками на случай обратной отсылки — это уменьшит хоть чуть Ваши хлопоты.

И, конечно же, ещё и ещё раз прошу: Бога ради, простите за эти самые хлопоты, за отнимаемое у Вас время, но Ваше слово очень много для меня значит.

Желаю Вам и Вашим близким бодрости, здоровья и спокойствия духа!

С искренним уважением

Николай Наседкин.

61. П. Ф. АЛЁШКИНУ

30 мая 1992 г.  Тамбов

Пётр, здравствуй!

Извини, что отнимаю время. Во-первых, спасибо за публикацию материала о Талькове* (очень важном для меня и Татьяны) и спасибо за все номера «Глашатая», который до Тамбова пока не доходит. Я до этого сумел купить только один номер на вокзале. Хотя тут же в скобках отмечу, что гонорарий за статью пока не получил, хотя для меня, несколько месяцев пребывавшего в звании и статуте безработного, а сейчас получающего 800 рублей, любые деньги играют весьма важную роль.

Решил написать вот почему. Вчера перечитывал вёрстку своей повести «Казнить нельзя помиловать» (в своё время Кончиц подарил мне свой экземпляр). Откровенно скажу, поплакал: писал я её с вдохновением, с жаром, с мечтами и надеждами. И мне она до сих пор нравится. Я уже смирился, что она не будет издана, от отчаяния предложил её «Тамбовской жизни» (с приходом нового редактора областная газета начала публиковать вещи с продолжением), повесть одобрили: редактор, его зам и завотделом культуры, но в этот самый момент в редакцию приходит работать главный герой повести Фирсов (Фурсов), и всё летит в тартарары.

Пётр, буду краток: я написал эту повесть (лучшую пока у меня) с твоей подачи, по твоему дружескому заказу. Ты обещал (просто констатирую) издать её в течение года. Теперь окончательно ясно, что в «Столице» она не выйдет и через 25 лет (я не знаю, существует ли это издательство, с Кончицом уже год не имел контакта). И вот теперь я решаюсь задать вопрос: можешь ли ты хотя бы с опозданием выполнить своё обещание? Я, конечно, знаю, что рано или поздно она будет опубликована, пусть даже после моей смерти, но хотелось бы поскорее и — при жизни.

Я понимаю, что ты человек страшно занятой. Не решение принять не трудно. Ни писать, ни звонить не надо. С 7 по 12 июня моя Татьяна будет в Москве, она позвонит тебе на работу или домой и ты, если не трудно, скажи — возможно ли решить этот вопрос.

Желаю всего наилучшего тебе и Татьяне! Ей большой привет!

Николай Наседкин.

62. П. Ф. АЛЁШКИНУ

15 июня 1992 г.  Тамбов

Пётр, здравствуй!

Татьяне перед отъездом удалось-таки дозвониться до Кончица, который её и меня «обрадовал», сообщив, что набор моей повести уничтожен и на мне поставлен крест большой и жирный. Татьяна поняла так, что ты попробуешь всё же её издать хотя бы через какое-то время. Теперь я отлично понимаю, что есть громадная доля вины в неудачных издательских родах «Казнить нельзя помиловать» и с моей стороны: ты правильно говорил, что я должен был теребить всю «Столицу», не давать спать Кончицу и тебе, торопя с повестью, но, увы, характер был не тот.

И вот теперь, учась на собственных ошибках, я форсирую усилия и пытаюсь запрашивать о максимальном, а именно, нельзя ли как-нибудь издать мой сборник*: две повести, которые ты прекрасно знаешь — «Казнить нельзя помиловать» и «Казарма», — и несколько рассказов? Или хотя бы — две повести? В первом случае объём будет около 20 листов, во втором около 16. Рукопись лежит полностью подготовленная. Очень хочется стать автором нормальной на вид, полноценной книги.

Второе. Ты вроде бы говорил Татьяне, что мой рассказ «Осада» всё же будет опубликован в одном из летних номеров «Нивы». Есть ли что-нибудь новое?

И — третье. Я наметил написать материал для «Глашатая», но никак не наберусь вдохновения, ибо так и не получил гонорарий за первую статью и не знаю судьбу второй моей заметки. Нельзя ли прояснить? Кстати, было сообщение прокуратуры России, что Игоря Талькова убил Шляфман, который успел уже смыться в Израиль.

Посылаю для сведения мою статейку из «Тамбовской жизни»*, может, тебе интересно будет узнать, какие бури бушуют в тамбовских писательских палестинах.

И ещё для сведения. Я по договору с издательством Вас. Вас. Кравченко пишу брошюрку об истории тамбовской литературы.* Ты там будешь фигурировать, как писатель, эмигрировавший на чужбину, но не забывающий в творчестве родную сторону.

Ну вот пока и всё. Жду хотя бы короткой записки с ответами на мои вопросы-запросы. Или — телефонного звонка на Татьяну (33-26-72).

Привет и наилучшие пожелания твоей Татьяне!

До свидания.

Николай Наседкин

63. В. И. ГУСЕВУ

15 июня 1992 г.  Тамбов

Владимир Иванович, здравствуйте!

Простите за беспокойство и за то, что отнимаю Ваше драгоценное время.

Вопрос в следующем: уехав из Москвы, я потерял возможность покупать и читать журнал «Московский вестник». Но был спокоен и уверен, что в одном из его номеров был таки опубликован мой рассказ «Супервратарь», который одобрили и Николенко, и Попов, да и Вы как главный редактор сказали мне о публикации как вещи решённой, как факте времени. Увы, недавно моя жена будучи по делам в Москве узнала, что рассказ мой так и не появился. Сгоряча я решил застрелиться, но по здравому размышлению решил всё же сначала узнать подробности из первых рук.

Владимир Иванович, заставьте Богу за Вас молиться, затратьте на меня две-три минуты Вашего драгоценного времени, напишите две строки или поручите кому-нибудь из редакции сообщить мне — что с «Супервратарём»? Будет ли он опубликован?

Для молодого писателя, в каковых я ещё хожу, публикация в таком уважаемом журнале много значит.

Жду и надеюсь.

Всего самого наилучшего!

Николай Наседкин.

64. В ЖУРНАЛ «СТРАНА РОССИЯ»

15 июня 1992 г.  Тамбов

Светлана Валентиновна, здравствуйте!

Решаюсь побеспокоить Вас. Дело в том, что минул ровно год, как я передал Вам из рук в руки папочку с шестью моими рассказами («Четвёртая охота», «Новенький», «Лебединый крик», «Лучик солнца в дождливый день», «Осада», «Три повести»). С тех пор, окончив Высшие литературные курсы, я уехал из Москвы и вот уж год никак туда не выберусь. Поэтому я даже не знаю, начал ли выходить ваш журнал и если начал, как он называется. И уж тем более я не знаю судьбу своих рассказов.

Был бы очень Вам благодарен за известия: выходит ли журнал, будут ли опубликованы мои произведения?

С нетерпением жду ответа.

Всего наилучшего!

С уважением

Николай Наседкин.

65. А. А. КОНЧИЦУ

19 июня 1992 г.  Тамбов

Уважаемый Анатолий Александрович!

Как Вам известно, в марте 1990 года между мной и издательством «Столица» был заключён издательский договор № 27 об издании моей повести «Казнить нельзя помиловать» объёмом 8 п. л., тиражом 20 тыс. экз. В пункте 5 означенного договора сказано, что «Издательство обязуется издать повесть не позднее 24 месяцев после одобрения рукописи».

Недавно мне случайно стало известно, что набор моей книги рассыпан и она издана не будет. Так ли это? Если так, то прошу прояснить:

1. Можно ли мне надеяться на получение всего гонорара хотя бы в масштабах 1990 года?

2. Нельзя ли вернуть мне мою рукопись?

3. Нельзя ли получить мне макет обложки?

Анатолий Александрович, очень Вас прошу выяснить это и лично, не поленившись, мне ответить. Или прошу показать моё письмо директору издательства или главному редактору и тогда я буду надеяться на официальный ответ с их стороны. Согласитесь, что оттого, что рукопись моя пролежала в «Столице» без движения два года, я потерпел определённые убытки.

Вам лично желаю всяческого благополучия и процветания!

Жду ответа.

Николай Наседкин.

P. S. Напомню, если возникнет вопрос, что в момент заключения договора я жил в Москве и имел московскую прописку.

Н. Н.

66. П. Ф. АЛЁШКИНУ

19 июня 1992 г.  Тамбов

Пётр, здравствуй!

Спасибо за отклик и за предложение!

Сразу высылаю аннотацию. Пересмотрел всё написанное, многое сам забраковал, но всё равно получается листа на 23-24.* Нельзя ли выслать в таком виде, а уж редактор, если возникнет такая необходимость, сам вынет из рукописи «лишние» рассказы (которые тогда хотелось бы мне получить обратно). Я постарался включить только сюжетно напряжённые и с криминальным оттенком вещи. Единственно, может быть, «Сказки бабушки Алёны» несколько поспокойнее, но этот рассказ очень важен. Тогда, помню, та дура Жирова (кажется?) из «Литгазеты» вернула его с отговоркой, мол, я ратую за возврат Сталина. Хотя ратует — и не за узколобого кретина Сталина, а за богатыря-заступника народного — моя героиня старушка, и таких людей в наши дни становится всё больше. Разве не задача писателя показать таких людей?

Если не трудно, звякни о получении аннотации.

Высылаю свою первую «книжку».* Знаю, что тебе этот мой рассказ не глянулся, но мне он весом наравне с «Осадой», и здесь уже слышу лестные слова о «4-й охоте». Начала в «Тамбовской жизни» публиковаться и «Осада» (это они решились, не решившись дать «Казнить нельзя помиловать»), так что период для меня наступил посветлей, вдохновение бурлит.

Всего наилучшего тебе и Татьяне!

Жду звонка.

Будь.

Николай Наседкин.

67. П. Ф. АЛЁШКИНУ

23 июня 1992 г.  Тамбов

Пётр, здравствуй!

Три дня назад отправил тебе заказным письмом аннотацию на сборник. Получил ли?

Не дождавшись гонорария из «Глашатая» (неловко столько раз упоминать о деньгах, но они, собаки, нынче очень желательны!), посылаю ещё одну статью и очень принципиальную. На эту тему я опубликовался в «Тамбовской жизни», но думаю, что материал этот подлый опубликовали и публикуют многие российские газеты. Надо бы дать противовес.

Хотелось бы знать, что с моей заметкой о тамбовских церквях. И ещё: как лучше посылать материалы в «Глашатай» — через тебя, на домашний адрес Козлова или в редакцию?

Желаю всего наилучшего. Привет Тане.

Будь.

Николай Наседкин.

68. В. П. АСТАФЬЕВУ

30 июня 1992 г.  Тамбов

Виктор Петрович, здравствуйте!

Только что получил Ваше письмо — огромное спасибо! И за то, что не пожалели на меня времени и за добрые слова о моих рукописях. Спасибо!

Высылаю ещё три рассказа, как Вы предложили. Только на этот раз не знаю, что делать с расходами за пересылку: боюсь, что Вы посчитаете меня чересчур мелочным, если я заготовлю впрок конверт на адрес «Нового мира». Надеюсь, что Вы, Виктор Петрович, простите меня за то, что я не знаю, как поступить в этом случае.

Впрочем, не буду больше отнимать у Вас время лишними строками письма. Буду ждать и надеяться.

Всего Вам наилучшего! Поменьше обращайте внимания на окололитературные съезды и манифестации — и для здоровья лучше и для творчества.

Желаю Вам успешной работы над романом «Прокляты и убиты» и спокойствия духа.

Мои наилучшие пожелания Вашим родным и близким!

До свидания!

Николай Наседкин.

69. П. Ф. АЛЁШКИНУ

15 июля 1992 г.  Тамбов

Пётр, здравствуй!

Высылаю повесть и аннотацию (ещё не знаю — почтой или с оказией). Так и не понял, почему только одну повесть и куда она пойдёт, но на всякий случай прилагаю короткую справку и фото. Мне так хочется, чтобы эта повесть была именно с этим фото.

Аннотацию на сборник сочинял как роман. Еле уместился в три страницы через 1,5 интервала. Но всего так и не сказал. Очень важно подчеркнуть, что у меня нет положительных героев среди главных персонажей и даже среди героев-рассказчиков, и это не совсем обычно для нынешней литературы. Очень важно, например, и как показан характер Виктора в «Четвёртой охоте». Ты считаешь, что тёща в рассказе ни к чему, но это не так: Виктор, тиранствуя дома над тёщей, третируя её, подавляя, в лесу, напротив, шарахается от первого же куста, поджимает хвост (что называется, молодец против овец…). Мне кажется и важным, что многие мои произведения написаны «чужим голосом», герои сами пишут эти рассказы и повести…

Короче, если б критик Н. Наседкин написал статью о прозаике Н. Наседкине, тогда б можно было всё разложить по полочкам. А пока — вот эта аннотация. Хочу надеяться, что она более «рекламна», чем предыдущая.

Может быть, если будет время, позвонишь о получении пакета?

Всего наилучшего!

Большой привет Татьяне!

Николай Наседкин

70. Е. С. ОВАНЕСЯНУ

6 августа 1992 г.

День добрый, Евгений!

Надеюсь, что письмо моё попадёт именно в Ваши руки. Я, к сожалению, после отъезда из Москвы вот уж год никак не соберусь туда выбраться, заглянуть в «Лит. Россию», узнать новости. Судя по всему, Иван Панкеев уже не работает, и Вы являетесь редактором отдела критики. Поздравляю Вас!

Надеюсь, что по старой памяти Вы посмотрите лично вот эту небольшую рецензию.* Думаю, что в наши дни не так много произведений о Литературе появляется в литературе. А у нас, в тамбовских палестинах, и вовсе тема уникальная. И сама по себе повесть «Лицедеи» заслуживает нескольких добрых слов — в тамбовской литературе она выделяется. Я постарался обойтись без цитат, но если всё же экземпляр книги потребуется «живьём», я попрошу автора выслать немедленно. Очень надеюсь, что после долгого перерыва состоится очередная моя публикация в «Литературной России».

Это — первое.

Второе. Я только что написал большую историко-литературоведческую работу «От Державина до… Очерк истории тамбовской литературы». Она должна выйти отдельной брошюрой (3,5 п. л.). Так вот, работая над ней, я нащупал несколько интересных тем для статей. В частности, о так называемом покаянии в литературе. Некоторые из местных литераторов-мастодонтов взяли за моду сейчас публиковать в газетах статейки, где заявляют, что-де ни от одной строки своей не отрекаются, мол, писали они честно, искренне, то, что видели… Вот мне и хотелось бы об этом порассуждать на конкретном тамбовском материале (который, я думаю, типичен для всей России). Статья могла бы получиться в 7-9 страничек.* Правда, я вижу, что в «Лит. России» маловато сейчас места уделяется литературе как таковой, но ведь в моём материале речь и будет идти не столько о Литературе, сколько о нравственности, об идеологическом диктате.

С нетерпением жду от Вас хотя бы две-три строки или звонка.

Всего Вам наилучшего и успехов!

С уважением Николай Наседкин.

71. В. П. АСТАФЬЕВУ

12 сентября 1992 г.  Тамбов

Виктор Петрович, здравствуйте!

Получил сегодня от Вас пакет с рукописями и письмом. Большое спасибо! И — простите за разор и время!

Если «Осада», с Вашего благословения, появится где-нибудь в «большой» литературе* — у меня слов не хватит для благодарности.

Но даже если этого не произойдёт, то и тогда Вам очень и очень большое спасибо за письма и хлопоты — они поддержали, поддерживают меня. Удалось наконец-то поставить точку в третьей своей повести*, которую начал почти два года назад — немного появилось уверенности. Спасибо!

Высылаю Вам «книжку»*, которая вышла в Тамбове. Рассказ Вам знаком. Вот такие первые «книжки» выходят к сорокалетию автора в нашем советско-российском литмире — поневоле руки опускаются…

Не болейте, Виктор Петрович, Вам нельзя болеть!

Здоровья, спокойствия и благополучия Вам и всем Вашим близким!

Ещё раз спасибо!

Николай Наседкин.

72. С. ИОНИНУ

13 октября 1992 г.  Тамбов

Сергей, здравствуй!

Был на днях в Москве, заходил в «Столицу», но тебя не застал.

Дело вот в чём. В начале ещё марта истёк срок договора на издание моей повести «Казнить нельзя помиловать». Вёрстка у меня лежит (лишний был экземпляр), на обложке значится даже 1990-й год. Но, увы, официального уведомления так и нет: что с повестью? Выйдет ли вообще? Хотя, конечно, я понимаю, что надежд уже не остаётся. Вот я и хотел узнать:

1. Нельзя ли получить рукопись обратно?

2. Нельзя ли уплатить мне гонорар хотя бы в ценах 1990 г.? (Такие случаи, знаю, в нынешние времена случаются в издательской практике)

Сергей, очень тебя уважаю и ценю наше знакомство и очень надеюсь на решение этих вопросов.

Жду ответа.

Будь!

Николай Наседкин.

73. С. Ю. КУНЯЕВУ

22 ноября 1992 г.  Тамбов

Уважаемый Станислав Юрьевич!

Получил Ваш ответ. Огромное спасибо за позволение выслать рукопись на Ваше имя. Правда, очень боюсь, что Ваши рьяные помощники по редакции из самых лучших побуждений не передадут рукопись Вам.

Впрочем, буду надеяться и уповать. Постараюсь через неделю позвонить, если получится.

Ещё раз большущее вам спасибо и простите великодушно за отнимаемое время!

Всяческих Вам благ!

С уважением

Николай Наседкин.

74. С. Ю. КУНЯЕВУ

27 ноября 1992 г.  Тамбов

Уважаемый Станислав Юрьевич!

Простите Бога ради за лишнее беспокойство! Но душа болит. 23 ноября отправил в редакцию на Ваше имя рукопись своей повести «Муттер» с Вашего великодушного разрешения. И вот на всякий случай вслед об этом уведомляю, дабы моя заказная бандероль не «застряла» где-нибудь в отделе, не дотигнув Вашего кабинета.

Очень всё же надеюсь, что рукопись попадёт в Ваши руки.

Остаюсь с надеждами и в ожидании.

Всего Вам наилучшего!

С уважением

Николай Наседкин.

75. В. П. АСТАФЬЕВУ

27 марта 1993 г.  Тамбов

Здравствуйте, Виктор Петрович!

Получается, что я как бы напоминаю о себе — простите за это! Но мне очень хочется подарить Вам свою первую книжку.*

Правда, как видите, это не проза, а всего лишь помесь критики с краеведением. Но и то! Через несколько дней мне стукнет сорок, так что и такой подарок радует.

Желаю Вам всего наилучшего — здоровья, спокойствия, сил, вдохновения!

Николай Наседкин.

76. С. Ю. КУНЯЕВУ

29 марта 1993 г.  Тамбов

Уважаемый Станислав Юрьевич!

Простите, Бога ради, что снова отнимаю у Вас время! Жаль, конечно, что повесть моя Вам не глянулась*, но ничего не поделаешь.

Решаюсь предложить Вам свою литературоведческую работу о Достоевском. Его творчеством я занимаюсь много лет. Моя большая статья «Герой-литератор в мире Достоевского» была опубликована в сборнике «За строкой учебника» («Молодая гвардия», 1989), к слову, под одной обложкой со статьёй Вашего сына.*

Данная моя работа называется —  «Минус Достоевского»*. Она посвящена теме — «Достоевский и еврейский вопрос». Дело в том, что в публицистике писателя постоянно затрагивалась эта тема, мало того, Достоевский на протяжении жизни кардинально переменил своё отношение к этому вопросу. В статье и прослеживается эта «эволюция» классика. Написана работа объективно, почти беспристрастно, информативно. Объём — 1,3 печатных листа.

Если Вас заинтересует моя статья, очень вас прошу поручить кому-нибудь из редакции мне сообщить — я сразу же её вышлю.

Желаю Вам всего наилучшего!

С уважением

Николай Наседкин.

77. П. Ф. АЛЁШКИНУ

5 апреля 1993 г.  Тамбов

Пётр, здравствуй!

Всё собираюсь вырваться в Москву хоть на денёк, но в эти дни сумасшествие вокруг ещё более сконцентрировалось, на железной дороге творится кавардак невообразимый, так что просто так ехать страшновато. Хочется уж по делам вырваться — или вёрстку читать*, или второй экземпляр рукописей обратно забрать, или ещё по какому столь же серьёзному делу. Пока ничего такого нет?

Решил выслать тебе книжку почтой*, чтобы увидал ты её по свежим следам. По-моему получилась вполне сносной (и по оформлению, и по содержанию), только вот забыли мою фамилию на обложке нарисовать и пока огорчает, что за две недели ни единого отклика. А я надеялся, что хотя бы некоторые писатели возмутятся и всполошатся, нападут на меня. Тишь!

Видел в «Книжной лавке» у Акулинина журналы «Русский архив» и «Нива». Может быть, они ещё живы? Хотелось бы рассказ «Осада» и статью о Достоевском выпустить в свет на журнальных страницах.

Поздравляю с хорошей рекламой в «Лит. России» и «Книжном обозрении»!

Если будет не трудно, может быть звякнешь при случае, что пакет получил и каковы дела.

Большой привет Татьяне!

Наилучшие пожелания Алексею Титычу, Игорю Романовичу, Андрею Коновко и всем остальным знакомым!

Когда собираешься в Тамбов на презентацию своих книг?

Будь!

Николай Наседкин.

78. А. П. ЛАНЩИКОВУ

5 апреля 1993 г.  Тамбов

Здравствуйте, Анатолий Петрович!

Простите, что через столько лет напоминаю о себе и отнимаю Ваше драгоценная время.

Просто наконец-то к 40 годам у меня вышла первая книжечка* отдельная и как раз в: жанре критико-литературоведческо-краеведческом, так что посчитал себя обязанным подписать её Вам как моему учителю по Дубултам.

Для сведения и сообщу (меня очень вдохновили Ваши слова, сказанные в 1986 году, что-де из меня может получиться и прозаик) — в 1990-м году у меня чуть было не вышла прозаическая книга в издательстве «Столица» (когда я учился на ВЛК), но, увы, осталась она только в вёрстке. Сейчас жду свой отдельный сборник повестей и рассказов, надеюсь на этот год.

Извините ещё раз за беспокойство!

Желаю Вам всего-всего, и в первую очередь — здоровья, спокойствия и бодрости!

Николай Наседкин.

79. Е. С. ОВАНЕСЯНУ

5 апреля 1993 г.  Тамбов

День добрый, Евгений!

Никак не могу вырваться в Москву. Поэтому высылаю свою первую книжечку почтой — очень уж хочется Вам её подарить. Тем более, что статья моя о конъюнктуре* — как бы реферат данной книжки. Если будет время — посмотрите.

Ничего там нового не слыхать и о статье и о рассказах? Мне через несколько дней стукнет сорок, всё тревожнее на душе — когда же наконец я стану взрослым литератором?

Поздравляю с убедительной статьёй против неомодернистов и их претенциозного псевдолитературного бреда. Я думаю, что многие из них пишут «уколовшись» и адресуют свой бредовый маразм таким же «уколовшимся» или «нанюхавшимся» читателям.

Желаю бодрости вдохновения!

До встречи!

Николай Наседкин.

80. П. Ф. АЛЁШКИНУ

21 апреля 1993 г.  Тамбов

Петр, здравствуй!

Извини, что отрываю от дел: пишу несколько строк.

Я, как ты сказал, выслал на имя А. Сегеня* три рассказа: «Пирожки с мясом» и «Тварь» из старых, а также совершенно новый — «Спортлото-91». «Осада» всё ещё у В. П. Астафьева, я ему напомнил о нём, вдруг да что и будет. Это одно, а второе: у меня совершенно нет «Осады» ни первого, ни второго, ни даже третьего экземпляров.* Подсчитал — печатал его набело шесть раз: сил уже нет. Бог с ним!

Понемногу начинают откликаться (и устно, и письменно) на мою книжечку.* А в последнем номере «Лит. России» (№ 15)* дали на полосу в виде статьи отрывочек из неё — видел?

Теперь вот о каком деле: я чуть заразился нынешними деловыми вирусами, тоже стал подумывать о бизнесе! (Шучу, конечно.) Суть в чём: «Тамбовская жизнь» начала работать всерьёз с рекламой, создали целый отдел. Твоя фирма хорошо дала рекламу в «КО» и «ЛР», а почему бы не дать рекламу и в «ТЖ»? Тираж газеты пятьдесят тысяч. В городе и в области очень много книгопродавцев, не говоря уж о книголюбах. Притом, есть колорит: можно очень широко подчеркнуть твоё ТАМБОВСКОЕ начало в творчестве, очень своевременно разрекламировать твой трёхтомник среди земляков.

Расценки на сегодняшний день таковы: полоса — 125 тыс. (уже с налогом); широкий подвал крупнокегельный на первой полосе — 20 тыс. Тебе, конечно, полоса зараз ни к чему, но можно хорошими кусками дать рекламу два-три раза. Если ты надумаешь, то я как посредник получил бы 10 процентов с газеты. Нам всем предложили искать рекламодателей, вот решил попробовать и я. Что ты думаешь?

Хотя, признаться, о бизнесе думать трудно и непривычно. Лучше я сажусь за новую работу о Достоевском — «Самоубийство Д.». Хочу к его юбилейному году (1996) собрать книжку, если получится.

Ну вот пока и все дела-заботы. Надеюсь, что всё в «Голосе» хорошо.

Больший привет Татьяне!

Наилучшие пожелания, всем знакомым!

До встречи.

Николай Наседкин.

81. Е. С. ОВАНЕСЯНУ

10 июня 1993 г.  Тамбов

Евгений, здравствуйте!

Надеюсь, что у Вас лично и вообще у «Лит. России» всё хорошо и благополучно. Желаю этого от души!

Никак не могу вырваться в Москву, а теперь, в разгар отпусков, и вовсе это трудно сделать. Боюсь, что и Вы сейчас отдышиваетесь от запарки где-нибудь в деревне, и письмо моё Вас не застанет. Пытался дозвониться пару раз — что-то не получается.

Дело же вот в чём: уже начались державинские юбилейные дни, «ЛР», конечно же, не забудет Гаврилу Романовича. Он, как известно Вам, имеет к Тамбову самое непосредственное отношение. Вот и высылаю на Ваш суд небольшой литературоведческий этюд о Державине*, в котором есть связь и с Тамбовом, но главное — общелитературная тема. Впрочем, что я размусоливаю, увидите сами. По размерам статеечка миниатюрна, в пределах газетных возможностей.

Как всегда (и как любой автор) надеюсь, что моя работа будет опубликована (тем более, что юбилей официально будет тянуться полгода), если же нет — что ж… Я и так боюсь, что отнимаю слишком много времени у Вас и много площади в «Лит. России».

О рассказах и не спрашиваю, вижу, что идут Маркес, Екимов, Мустафин — молодых и неизвестных отдел прозы, видимо, замечать не желает. Жаль. Я всё же надеюсь на выход своей книжки (и в «ЛР» уже была реклама), а хотелось бы сначала хотя бы часть рассказов «пропустить» через массовую «трибуну».

Ещё хотелось бы с Вами, Евгений, посоветоваться поконкретнее, куда можно было бы предложить мою статью «Минус Достоевского (Достоевский и еврейский вопрос)». Мы с Вами разговаривали вкратце о ней, но вот я её полностью закончил и в тупике. Предложил «Молодой гвардии», даже читать не стали, предлагаю «Нашему современнику» — вообще не откликаются… Одним словом, находясь в глубинке, я совершенно потерял ориентировку, ход литературной жизни и не знаю, что к чему.

Конечно же, это разговор не на бегу, поэтому и надеюсь всё же как-нибудь и встретиться.

Впрочем, простите, уже отнял опять много времени. Надеюсь на благожелательное, как всегда, отношение к моей рукописи.

Всего самого наилучшего, успехов и спокойствия!

Николай Наседкин.

82. В. П. АСТАФЬЕВУ

8 декабря 1993 г.  Тамбов

Виктор Петрович, здравствуйте!

Случилось невероятное — вышла моя первая книжка — да ещё и в таком «красивом» виде. И Вы, Виктор Петрович, имеете к этому самое прямое отношение.

Когда летом прошлого года Вы по-доброму оценили мой рассказ «Осада» и даже вознамерились предложить его «Новому миру», я воспринял это…

Да что там объяснять! Я так вдохновился и чуть поверил в себя, что решился, собрал рукопись в 33 листа (практически всё из серьёзного мною написанного) и, назвав сборник «Осада», предложил московскому издательству «Голос». Конечно, сыграло роль, что командует в «Голосе» бывший тамбовчанин, и поэтому рукопись мою прочитали. И вот результат: в феврале они мне предложили договор, а неделю назад книга уже вышла. Правда, одну повесть всё же вынули*, но разве можно об этом горевать!

Итак, Виктор Петрович, очень и безмерно благодарен Вам за поддержку в самую трудную для меня минуту, за доброе слово! Только что прочитал в Вашей книге «Посох памяти» (купил в «Букинисте»), что Вы не любите навязчивых людей, но я не могу представить себе, как бы это я не подарил Вам свою первую книгу.

Прошу не обращать внимания на рубрику «Современный детектив» на обложке, моя проза к этому жанру не имеет никакого отношения, это уж издательство для рекламы присобачило. Разумеется, не надеюсь, что Вы прочитаете всю книгу (тем более, что несколько рассказов знакомы Вам по рукописям), но если когда-нибудь будет скучная свободная минута, а под рукой не окажется другой книги, то посмотрите повесть «Муттер» — там жизнь моей матери, отчасти моя, действие происходит в основном в Сибири, под Абаканом.

Ещё раз простите за беспокойство!

С большим уважением и благодарностью!

Николай Наседкин.

83. П. Ф. АЛЁШКИНУ

23 февраля 1994 г.  Тамбов

Пётр, здравствуй!

Хотел написать письмо в день отправления долга, но, увы, жизнь пошла суровая и инфляционная. Нам задерживают зарплату, Александр Михайлович до сих пор не оплачивает дорогу на совещание, другие всякие финансовые мерзопакости подоспели, так что, Бога ради, прости — смогу деньги выслать только в первых числах марта. И кстати: как лучше — на адрес издательства или на домашний? Ещё и ещё раз прости, что задерживаю, да ещё и придётся тебе потерять время, завернуть на почту. Очень надеюсь, что такие накладки произошли и случились в последний раз.

Да и то! Поездка эта в Москву* вышла моему здоровью боком. Сильная нервная встряска плюс излишнее спиртное сделали своё дело. Домой я вернулся в увечном состоянии, полуживой (если бы не уехал в четверг, то наверняка бы загремел в Москве в больницу или кувыркнулся бы совсем!), а в ночь с 5 на 6 февраля случился у меня микроинсульт: в голове загудел трактор и гудел ровно неделю. Сейчас всякими «стугеронами» и «супрадинами» сбил напряжение, но свинец и чугун в голове остались — так что не то что писать что-либо серьёзное, но читать еле-еле могу. Терапевт решил, что я вполне выпутаюсь, но так как резкого улучшения пока нет, завтра иду к невропатологу — как бы в полудурка не превратиться или в паралитика.

Так что, думаю и надеюсь, что ты меня простишь за мой демарш с преждевременным отъездом и с отсутствием моём на обсуждениях других ребят. Меня здорово сразу выбила из колеи неожиданность со сборником. Когда Лидия Романовна* показала мне «Убит в побеге»*, я минут десять вообще был в прострации, думал, что чеканулся — никак не мог понять, куда делась моя повесть. Представь себя на месте автора: он знает, что у него в коллективке выходит повесть, ему за пару месяцев до выхода книги говорят, что она подписана уже в печать, он, автор, весь гонорар за свою отдельную книгу отдаёт жене, а на вознаграждение за повесть в сборнике планирует съездить в Сибирь, на родину, где не был уже четыре года. Он даже уже всем родственникам написал: ждите в апреле. И — вдруг такой ошеломляющий удар по голове и нервной системе. Право, будь я Издателем, я бы из одного человеколюбия автору хотя бы часть гонорара заплатил…

Ну ладно, помни, что я человек больной, потому и жалюсь да прослезливаюсь. Пора о делах.

 Во-первых, высылаю аннотацию на новый сборник. Думаю, что многострадальная повесть «Казнить нельзя помиловать», которая уже дважды испытала неудачные роды*, имеет право хотя бы ещё раз войти в авторский сборник. И вообще, эта книга, состоящая только из повестей — и повестей криминальных, — должна получиться более цельной и выдержанной по тематике и тону. Хотя, с другой стороны, из тех людей, что уже высказали свои суждения об «Осаде», большинство особенно выделяют «Муттер». И я с ними в чём-то согласен.

Во-вторых, если, аннотация тебя заинтересует, и появится реальная возможность выхода книги, то название, конечно, должно быть только «Криминал-шоу». Я это к тому, что ты мимоходом упомянул, дескать есть возможность повесть «Криминал-шоу» вставить в коллективку (видимо — по итогам совещания молодых?) и по ней назвать весь сборник. Лучше поберечь это название для авторского.

В-третьих, может ли «Криминал-шоу» участвовать в конкурсе вашего издательства на лучшее остросюжетное произведение? Я тебя вроде бы спрашивал уже, но ты ответил как-то неопределённо.

В-четвёртых, есть ли перспектива у «Осады» на второй тираж?* В Тамбове книги давно в продаже нет, многие спрашивают её, особенно после публикаций интервью в газетах. Нельзя ли, если есть возможность, прислать — как и договаривались — хотя бы штук 500 в лавку Акулинина?

Теперь вот о чём. «Тамбовская жизнь» в лице зам. редактора И. И. Овсянникова заказала мне большой материал о писателе и издателе Петре Алёшкине.* У них появилась новая рубрика — «Встречи у камелька», где они рассказывают о БОЛЬШИХ людях (в основном — искусства и литературы), связанных кровно с Тамбовщиной. Там и интервью, и очерк может быть, и вообще статья об интересном человеке. Я прикинул, что у меня уже есть для такого материала, и выскочило сразу несколько вопросов. Я их высылаю на отдельном листке: найди, пожалуйста, толику времени и кратко, в двух-трёх предложениях ответь на них. Можно прямо на этом же листочке. И подбери обязательно своё хорошее ФОТОПОРТРЕТО — желательно художественно выполненное, но размером не очень великое. Видимо, я теперь не так скоро выберусь в Москву, так что постарайся прислать фото и ответы письмом. И ещё: звонить я тоже пока не смогу из-за финзатруднений, а очень бы хотелось знать — получил ты или нет этот мой пакет. Если не трудно — звякни, а!

Ещё раз, Петь, спасибо тебе за всё хорошее — за книгу, за совещание, за Союз!!!

Большой привет и наилучшие пожелания Татьяне!

Жду с нетерпением отклика и ответов на все вопросы.

До встречи.

Николай Наседкин.

P. S. Высылаю для интереса моё самое первое в жизни интервью.*

P. P. S. На этой неделе на одном лотке (на Коммунальной) появились «Убит в побеге» и «Лимитчики»*. Обе книги идут по 4.000 рублей.

Вопросы:

— Как относишься к тому, что «старые» люди считают «Время великой скорби» — искажением истории? Считаешь ли своё повествование полностью объективным? Насколько оно документально?

— Пишешь ли продолжение романа? Что там происходит? Что стало с Егором Антошкиным после ареста?

— Сильно ли мешает в жизни роль Издателя роли Писателя? Что пишешь сейчас? Не испугался ли своего грандиозного замысла о 25 романах «Красная паутина»? Есть ли в этом что-то от Бальзака и Солженицына?

— Теперь, после выхода трёхтомника, не считаешь ли, что там есть и лишнее — например, ранний рассказ «Телушка»?

— Останется ли и в будущем «тамбовская» тема главной в творчестве? Как реагируют прототипы (например, «Судорог») на твоё творчество?

— Правда ли, что ты строишь дом в Масловке? Значит, порывать с Тамбовщиной не собираешься до конца дней?

— О «Голосе». Чем отличается от других издательств («Современника», «Терры» и др.)? Сколько человек в штате? Количество продукции на сегодня? Главные направления издательской политики?

— Выгодно ли нынче издавать книги и, в частности, русскую литературу? Есть ли проблемы с рэкетом? Кого «Голос» издаст в 1994 году?

— Вопрос как к секретарю Союза: объединяться ли наконец российские писатели?

— Твоё отношение к понятию — «патриотизм», «русское самосознание».

84. П. Ф. АЛЁШКИНУ

29 августа 1994 г.  Тамбов

Пётр, здравствуй!

Вот и кончилось лето. Приступая к новому «отопительно-рабочему» сезону, решаюсь напомнить о себе. Так парень в армии не ждёт от подруги письма, как я от тебя. Как ты, вероятно, знаешь, я даже экспромтом наезжал в столицу, но, увы, с тобой разминулся. Только в новые долги влез. Теперь, когда вакации завершились, надеюсь, что «застой» и пробуксовка в моих делах завершатся также. Впрочем, отлично понимаю, что у тебя жизнь в тысячу раз напряжённее и круче и, вероятно, ты ещё и в отпуске не был. Так? Мы же с Т. М. позволили себе даже две недели отдыхать по дешёвым путёвкам в студенческом лагере «Голдым» между Моршанском и Тамбовом…

О литературе. Повесть мою «Криминал-шоу» печатала почти целый месяц «Тамбовская жизнь». Шум и гам. В основном плюсовые восклицания, если же и злобные то — по сути содержания, но не по исполнению. Кстати, что со сборникам по итогам совещания? Выйдет ли? Будет ли «Крим-шоу» в нём?

Написал за это время небольшую повесть «Прототипы», которую тоже включил в рукопись нового сборника. На всякий случай высылаю расширенную и изменённую по композиции аннотацию.

В журнале «Журналист» № 6 дали мой рассказик* в необычной для меня юморной манере. Тамбовские прототипы обиделись.

Высылаю на всякий пожарный ещё раз вопросы для статьи о тебе. Материал по моей просьбе перепланировали на III квартал. Только не забудь хорошее фото.

И последнее и самое неприятное: никак я не могу расплатиться с долгом — прости! Увы, беден и нищ, весь в долгах. Живу почти альфонсом у жены, получаю 82 тыс. демократических рублей да плюс жидкие гонорары. Всё мечтаю о времени, когда враз расплачусь со всеми кредиторами — вполне в духе героев Достоевского.

Не буду отнимать больше времени. Жду, жду и жду ответа.

Большой привет Татьяне, особый привет и благодарность за доброе отношение Игорю Романовичу, а также всем другим знакомым.

До свидания.

Николай Наседкин.

P. S. Пётр, вопросы чуть расширил, видоизменил — посмотри.

85. А. Ю. СЕГЕНЮ

29 августа 1994 г.  Тамбов

Александр!

Недавно был в Москве, заскакивал в редакцию, но Вас, к сожалению, не застал.

У Вас с апреля прошлого года лежат три моих рассказа. Не знаю, нашли ли Вы время их посмотреть. С той поры, а конкретно в декабре 1993 года, в издательстве «Голос» вышел стотысячным тиражом сборник моих повестей и рассказов «Осада». На всякий случай сообщаю, что рассказы «Тварь» и «Пирожки с мясом» вошли в сборник. Так что, если у Вас проявится интерес к моей прозе, то для публикации в журнале подойдёт по «техническим причинам» только — «Спортлото-91». Хочу надеяться, что он Вам глянется или по крайней мере вызовет у Вас желание посмотреть новые мои вещи.

В любом случае — просьба наигромаднейшая: не выбрасывайте, не сжигайте и не теряйте мои рукописи. Я довольно регулярно наезжаю в первопрестольную, так что при случае заберу лично.

Всего наилучшего, успехов новых и в жизни и в творчестве.

Николай Наседкин.

86. В ЖУРНАЛ «МОСКВА»

14 октября 1994 г.  Тамбов

Уважаемая редакция!

Понимаю, как нелепо толкаться в редакцию столичного известного журнала с улицы; да ещё и с улицы провинциальной, но, как говорится, надежды юношей питают…

Немного бодрости и уверенности мне придало то, что на 1-м Всероссийском совещании молодых писателей в феврале этого года (на котором меня и приняли в Союз писателей России) о моей прозе тепло отозвались В. И. Гусев, В. Бондаренко, Н. Дорошенко, П. Алёшкин. А В. Крупин, отметив уровень моих произведений, высказал несогласие с тоном, чересчур мрачным колоритом моих повестей и рассказов. Что ж, как раз в предлагаемом вам рассказе «Жизнь собачья» не столько много злобы и гнева, сколько — печали.

Добавлю ещё, что ранее мои рассказы привлекли внимание (в рукописях), например, А. П. Ланщикова (он даже один из них предлагал в своё время «Москве»), С. А. Лыкошина, В. П. Астафьева…

Пишу всё это не хвастовства для и не рекламы для — я просто хочу подчеркнуть тот факт, что не считаю себя графоманом с улицы и наглецом, который по прихоти своей отнимает ваше драгоценное время.

Очень вас прошу: если рассказ этот вам не глянется, пожалуйста, не выкидывайте, не сжигайте и не теряйте рукопись. Я довольно регулярно бываю в Москве, так что при случае смогу лично забрать её.

Надеюсь на внимательное и доброжелательное прочтение.

С уважением

Николай Наседкин.

87. С. Н. ЕСИНУ

14 октября 1994 г.  Тамбов

Здравствуйте, Сергей Николаевич!

Простите, что отнимаю Ваше драгоценное время. Пишу всего несколько строк.

Дело в том, что прочитал Ваше «Отступление от романа, или В сезон засолки огурцов» в «Нашем современнике». Если Вы помните, я учился на Высших литературных курсах (в 1989-1991 гг.), так что все «герои» Вашего эссе (жанр мне очень трудно определить) знакомы мне не понаслышке. А с некоторыми из них «встречался» и ранее (например, И. И. Виноградов был руководителем моего диплома в университете, мы с ним не сошлись во взглядах на творчество Достоевского, так что моя защита диплома чуть не завалилась. Потом мой дипломный труд «Герой-литератор в мире Достоевского» был опубликован в сборнике «За строкой учебника» /изд-во «Молодая гвардия»/ стотысячным тиражом).

Так вот, к чему я всё это пишу. В последние годы и особенно у нас в провинции создаётся тягостное впечатление, что  о н и  побеждают, в литературе уже невозможно дышать, перспектив для русской, скажем так — патриотической словесности нет никаких. Поэтому Ваши записки, рассказывающие о том, как в моём (нашем!) родном институте всё же победили и побеждают здравые, любящие Россию, силы, производят большое впечатление, придают спокойствия, уверенности и сил.

Хочется, очень хочется надеяться, что кончится в литературе нашей бесовщина (особенно в центре, в Москве бурлит эта грязь!), прекратится дискриминация русской литературы и перестанут появляться (и главное — восхваляться и провозглашаться талантливыми и гениальными!) такие грязные и с запашком вещи, как, «повесть» Нагибина «Тьма в конце тоннеля».

Впрочем, я уже злоупотребляю Вашим временен. Хочу ещё только мсообщить, что на Всероссийском совещании молодых писателей меня по книге «Осада» приняли в Союз писателей России. И теперь, как бы перейдя Рубикон от самодеятельности и литераторской молодости к профессиональному статусу в литературе, я и решился на такое письмо-отклик на произведение, которое касается и меня лично. Немного получилось у меня сумбурно, но, надеюсь, Вы поймёте.

Желаю Вам успехов и в творческих, и в ректорских делах!

С уважением

Николай Наседкин.

P. S. Сергей Николаевич, простите за машинопись, но я все письма пишу на машинке, дабы не мучить адресатов почерком.

88. В ЖУРНАЛ «НАШ СОВРЕМЕННИК»

14 октября 1994 г.  Тамбов

Уважаемая редакция!

Предлагаю вашему вниманию работу о Достоевском*. Надеюсь, она будет внимательно и доброжелательно прочитана.

Коротко о себе:

Родился в 1953 г. в Сибири. Окончил факультет журналистики Московского госуниверситета и Высшие литературные курсы (семинар В. И. Гусева). В настоящее время — редактор Издательского центра Тамбовского пединститута.

Критикой и литературоведением занимаюсь со студенческих лет. Был участником двух (в 1986 и 1988 гг.) Всероссийских семинаров молодых критиков (семинар А. П. Ланщикова), 1-го Всероссийского совещания молодых писателей в феврале этого года, на котором меня приняли в Союз писателей России (семинар В. Гусева, В. Крупина, Н. Дорошенко и П. Алёшкина). Как критик и литературовед больше всего публиковался в «Литературной России», в сборниках издательства «Молодая гвардия». В сборнике «За строкой учебника» (1989 г.) опубликована монография «Герой-литератор в мире Достоевского».

В 1993 году в тамбовском издательстве «Новое время» вышла книга «От Державина до…» (Очерк истории тамбовской литературы), и в том же году в московском издательстве «Голос» стотысячным тиражом вышел сборник повестей и рассказов — «Осада».

И в конце просьба: если статья вам не глянется, очень прошу не выбрасывать её, не сжигать и не терять. Я довольно часто бываю в Москве, так что при случае заберу рукопись лично.

С уважением

Николай Наседкин.

89. Е. С. ОВАНЕСЯНУ

18 октября 1994 г.  Тамбов

Добрый день, Евгений!

Высылаю материал*, который злободневен и актуален сам по себе, а уж в дни, когда родился Достоевский — тем более. По-моему, он (материал) совершенно в духе «Лит. России» — и к литературе имеет отношение, и к политике.

Впрочем, что я размусоливаю — сами прочитаете. Как всегда, надеюсь на доброжелательное отношение к моему творчеству.

На всякий случай — просьба: я, к сожалению, на второе полугодие не смог выписать «ЛР», поэтому и прошу в случае публикации хотя бы один номерок мне оставить.

Я собираюсь в ноябре побывать в Москве (должна выйти моя повесть в коллективке), тогда обязательно загляну, с подписанным, как давно обещал, экземпляром моей книги и, надеюсь, с новой статьёй* — задумка у меня есть. Тема приблизительно — литературная жизнь провинции: день сегодняшний.

Отошлю сейчас пакет с уведомлением, но всё же, если будет возможность, нельзя ли мне звякнуть? Я обычно до 14:00 сижу дома, тружусь.

Надеюсь, что дела и лично Ваши, и «Лит. России» идут более менее, жизнь продолжается и тёмные силы не шибко гнетут*.

Всего наилучшего

Николай Наседкин.

90. П. Ф. АЛЁШКИНУ

10 ноября 1994 г.  Тамбов

Пётр, здравствуй!

Всего несколько строк.

Наконец-то — с большим опозданием — получил интервью. Почте вообще теперь нервотрепательно доверять.

Диалог получился по сути уже готовым. Я лишь чуть почётче и политературнее, может быть, сформулирую свои вопросы. И ещё: я добавил один вопрос и ответ:

— В «Голос», видимо, толпой идут твои друзья и знакомые с рукописями?

— Для издателя нет друзей и знакомых. Главное — талантлива или нет рукопись, принесёт ли она прибыль издательству. Притом, издательскую политику в «Голосе» осуществляет редакционный совет из восьми человек. Я могу только рекомендовать совету того или иного автора из своих близких знакомых и делаю это чрезвычайно редко.

Думаю, ты не будешь против такой вставки? Впрочем, я боюсь, что диалог наш получился чуть великоватым, так что в полосе уже могут чего-нибудь оттяпать.

Теперь ещё словечко о наболевшем. Мне, само собой, страшно жаль своей повести «Казнить нельзя помиловать». Тем более, что она и в «Осаде», может быть, более других соответствовала обложке и рубрике серии. Последний раз, как приговорённый перед последней минутой, умоляю: нельзя ли её сохранить? Ведь торгашей поставили в тупик, вероятно, такие вещи, как «Сказки бабушки Алёны» и «Муттер». А в новом сборнике и «Казнить нельзя помиловать» будет в более приемлемом окружении. И в крайнем случае — можно даже сменить название. Хотя это, конечно, ножом по горлу.

Короче, я смог сдержать стон боли и не сдержал его. Твоё дело, Петь, прислушаться к нему или нет. Припадаю, как говорится, к стопам.

Желаю успехов в творчестве и тебе, и Тане!

А также — всему «Голосу»!

До встречи.

Николай.

91. К. В. РЯБЕНЬКОМУ

24 декабря 1994 г.  Тамбов

Здравствуй, Костя!

Я доволен, что книга до тебя добралась, а то, признаться, уже стал беспокоиться и грешить на почту. Рад и тому, конечно, что она произвела благоприятное впечатление и на тебя, и на супругу — что ценно вдвойне, ибо: кто завоюет в литературе женщину-читательницу, тот завоюет славу.

Дела у меня (тьфу, тьфу!) пока не совсем безнадёжны. Вот-вот жду в «Голосе» коллективку, где среди четырёх повестей есть и моя на пять листов. Кроме того, сразу после Нового года надеюсь заключить договор с «Голосом» на следующую отдельную книжку. Дело в том, что моя «Осада», несмотря на неизвестность имени и стотысячный тираж, всё же разошлась-раскупилась, так что издательство убытков не понесло. А это для них — главнейшее.

Вот тут и возникают проблемы со стихами. Я ещё в ноябре, будучи в Москве, пытался заводить разговор о тебе, но мне сказали, что надо смотреть стихи, а потом говорить. Только что, в середине декабря, в Тамбове проходили встречи издательства «Голос» с книголюбами. Участвовал в этих встречах и я. Так вот, я выбрал время и показал твою книжку «Затяжное ненастье» генеральному президенту П. Ф. Алёшкину. В частности — «Мне обидно за русских людей», «Речка светоносная», «Опять взыграла смута на Москве» и др. Стихи ему понравились (они и не могли не понравиться!), но он объяснил, что времена для издательства всё хуже и хуже и на стихи у них в данный момент денег совсем нет. Они только издают книги, которые принесут прибыль.

Тем более, Костя, я толком не пойму: то ли ты собираешься издать с помощью спонсора, то ли за счёт издательства. Но в любой случае, «Голос» сейчас к стихам, я бы сказал, равнодушен. Хотя они издают какие-то сборнички. Вот только что выпустили сборник стихотворный участников 1-го Всероссийского совещания молодых писателей.

Высылаю тебе в качестве подарка к Новому году самый шикарный поэтический сборник, который «Голос» выпустил в прошлом году. Тираж, как видишь, небывалый, объём и оформление тоже. Поэт этот, Володя Турапин, близок тебе (а ты ему) по духу и даже по манере, настоящий поэт. Как я знаю, издательство поверило в него (он — близкий друг самого Алёшкина) и риск оправдался: В. Турапин выкупил весь тираж у издательства (то есть расплатился с ним полностью) и сейчас продолжает жить, сам продавая этот сборник. Большую роль сыграло и то, что Володя сам исполняет свои стихи-песни под гитару, так что распродажа у него идёт без проблем.

Володя часто бывает в ЦДЛ (кстати — не пьёт совсем и не курит), так что можешь, если будет случай, познакомиться с ним. Скажешь, что, мол, Николай Наседкин подарил тебе его сборник. Впрочем, дай Бог, когда-нибудь я вас и лично познакомлю.

Вот такие дела. Пиши, что и как.

К слову, наши тамбовские поэты выпускают здесь книжку за книжкой — правда, небольшими тиражами, но всё же. По крайней мере ко всем поэтическим юбилеям выходят сборнички, находятся спонсоры.

Желаю тебе надеяться и верить, говорят, скоро весь этот бардак прекратится, и литература снова заживёт.

Поздравляю с Новым годом тебя и прекрасную твою половину!

Счастья и спонсоров в новом году!

До встречи.

Николай Наседкин.

92. П. Ф. АЛЁШКИНУ

7 января 1995 г.  Тамбов

Пётр, здравствуй!

Сегодня, в светлый праздник Рождества, нет, наверное, в России счастливее литераторов, чем — В. П. Астафьев и я. Виктору Петровичу вручили премию «Триумф», а я получил от издательства «Голос» поздравление праздничные с такими словами, которые дорогого стоят. Спасибо от всей души! Я, откровенно говоря, всё ещё не могу представить себя писателем, а уж о «вкладе в русскую культуру» и думать пока ещё боюсь. Но особенно приятно, как восприняла поздравление такое тёща: она целый день сегодня обращалась ко мне на «Вы». А то она в последнее время опять засомневалась: мол, писатель зять еённый или не писатель — больно долго книг свежих у него не появляется.

И, кроме шуток, — ещё раз спасибо за такие тёплые слова и такую необычно-красивую форму поздравления!

Со своей стороны, поздравляю вас с Татьяной со всеми этими снежно-прекрасными зимними праздниками и желаю как можно больше денег, долгих лет счастливой жизни и неизбывного здоровья! Моя Татьяна Михайловна, само собой, всеми фибрами души подписывается под этими пожеланиями.

Петя, высылаю всё, что пока появилось о десанте «Голоса» в Тамбов*. Радио ещё раз передало информацию постфактум, да дважды «Тамбовка», как я считаю, довольно скромно осветила. Так что наиболее развёрнутая получилась статья моя в «Тамбовском курьере», где я ставлю на рога тамбовское телевидение и в его лице всю так называемую демпрессу.

Видел информашечку в первом номере «Книжного обозрения».

О Володе Турапине подготовил сопроводиловку с подборкой стихов в «Тамбовскую жизнь», и там же Коля Кулин (ты его, вроде, знаешь) грозился написать отдельную рецензию на сборник «Берегите себя для России» — так его потрясли стихи Турапина. Ещё я подготовил публикацию его стихов в газете «Слово» Сосновского района, дам и в журнал «Кредо».

Высылаю вырезку с моим «Моральным кодексом строителя капитализма». Его опубликовали в новогодних номерах сразу «Тамбовский курьер» и «Тамбовский читатель». Я думаю текст «Кодекса» вполне можно красиво оформить и вывесить в «Голосе» на видное место, как это раньше делали с кодексом коммунистическим. Будет напоминать писателям и издателям, в какое время мы живём.

И ещё хочу написать об одном курьёзе: помнишь, в библиотеке я распинался читал свою статью якобы неопубликованную о нынешней «поздней осени» в литературе и жизни.? А оказывается, эта статья к тому времени уже неделя как была опубликована в «Лит. России» (9 декабря) и никто в Тамбове её не видал. Вот и пиши после этого, мечтай о славе!

Вот и всё. В конце естественно — главный вопрос: нет ли там чего новенького со сборником? Страсть как хочется поехать в Москву, понюхать свеженапечатанную повесть и подписать договор на книгу. А то бессонница одолела, нет спокойствия в измученной душе провинциального литератора. И расслабиться, как это раньше бывало, нет возможности — так и живу-существую в напряжённом ожидании.

Жду звонка, телеграммы, факса, письма или посыльного хоть с каким-нибудь известием.

Всего самого наилучшего в наступившем году тебе, семье и «Голосу»!

До встречи!

Николай Наседкин.

93. С. Н. ЕСИНУ

12 марта 1995 г.

Здравствуйте, Сергей Николаевич!

Не сразу нашёл «Затмение Марса» — Вы почему-то указали на девятый номер «Юности». Не нашед его в этой номере, я принялся искать по другим журналам, тем более, что мне почему-то казалось: с названием журнала у Вас в письме ошибка. Но всё же потом обнаружил в №10 «Юности», прочитал, хотел сразу откликнуться, а тут смерть Листьева* (мы с ним — однокурсники) снова внесла сумятицу в жизнь и планы…

Так вот, теперь, когда горячие впечатления улеглись, пишу несколько строк об общем впечатлении. Сразу скажу, мне всё, что Вы пишете — близко; и даже как пишете — я воспринимаю, как говорится, адекватно, хотя сам в прозе исповедую и провожу подчёркнутую сюжетность, интригу в фабуле.

Любопытна путаница с определением жанра. Я сам сейчас очень над этим думаю и бьюсь: как у себя самого отличить роман от повести, повесть от рассказа. Интересно, Вы сами или журнал так двояко определил «Затмение Марса» — и повесть, и роман?

Чрезвычайно узнаваем герой романа. Я ведь сам журналист, сам пожил по общежитиям — всю эту изнанку повидал, знаю. Едко Вы, безжалостно и справедливо обрисовали Литаврина.

Единственное: линия, связанная с гомосексуализмом… Конечно, после Лимонова, который обнажился до кишок*, трудно удивить читателя  с м е л о с т ь ю  откровений, но читатель в массе своей глуп (не в уничижительном смысле — констатация факта), он так никогда и не уразумеет, что автор и герой это не одно и то же лицо. Короче, в этом Вы, по-моему, проявили ненужную авторскую смелость и подставили себя под пошлые ехидные ухмылки. Хотя, с другой стороны, без такой смелости не получится и настоящей прозы — я понимаю. Сам пока ещё не до конца смел.

И ещё: смотрите, что творится — только-только литература начала переваривать и отображать Октябрь-93 (Вы, конечно, видели в «Нашем современнике» повесть «Я — убийца» П. Алёшкина), как навалилась на нашу жизнь Чечня…

А какие «Чечни» и «Белые дома» продолжают взрываться в литературной жизни. Я имею в виду пасквиль В. Новикова о Николае Рубцове.* Везёт мне всё же на «учителей»! У Виноградова — диплом, Оскоцкий — мой первый наставник в критике, и вот теперь Новиков — он в первый год моей учёбы на ВЛК вёл семинары вместе с В. И. Гусевым. И, на мой взгляд, зря М. Ерёмин уважаемый так пространно отвечал на этот эпатажный выпад человека, завидующего славе Абрама Терца. Тут достаточно было бы одной фразы: чтобы любить и понимать поэзию Н. Рубцова, надо быть  р у с с к и м — вот и всё. Я думаю, Новикову и нужно позарез, чтобы об этой его выходке, о нём заговорили-закричали на всех литературных перекрёстках.

Впрочем, я уже начал, злоупотреблять Вашим временем. Хочу ещё только добавить, что рад известию о выходе Вашей книги именно в «Голосе» — родном для меня издательстве. Там сейчас готовится (тьфу! тьфу!) моя вторая книга. Так что мы — соседи.

Очень надеюсь, что Вы вернулись уже из парижской «эмиграции», и письмо моё не заваляется в кипе институтской корреспонденции.

Всего Вам наилучшего и как можно более спокойствия, счастья и успехов в жизни и творчестве, не в пример герою «Затмения Марса».

Кстати, я, как и Ваш Николай Литаврин, мой тёзка, пишу — правда, только письма — без черновиков, так что прошу простить за прыгучесть слога и возможные огрехи.

С уважением

Николай Наседкин.

94. Е. С. ОВАНЕСЯНУ

23 марта 1995 г.  Тамбов

Добрый день, Евгений!

Надеюсь, что пакет попадёт к тебе.

Был в начале марта в Москве, но, к сожалению, попал на выходные, так что не удалось забежать в редакцию. Спасибо за публикацию «Поздней осени».

У меня случилась большая радость: может, видел — во 2-м номере «Нашего современника» опубликовали мою повесть «Прототипы».

Прочитал объявление о конкурсе «Во весь голос!» родного мне издательства «Голос» и подумал: а почему бы не поучаствовать. Причём отобрал именно КОРОТКИЕ рассказы и немножко странные: сам пишу жёсткую мрачную сюжетную прозу, да и смотрю в предыдущем конкурсе котируются такие рассказы (молодец, как всегда, Слава Дёгтев!), я же вот предлагаю немодные сейчас — о братьях наших меньших.

Если что-то из двух рассказиков пройдёт в ходе конкурса (или помимо него) — буду рад и благодарен. Если нет — то надеюсь, что рукописи (как это было уже) не затеряются, и я заберу их при очередном визите.

Надеюсь нагрянуть в столицу в первой половине апреля — жду задержавшуюся коллективку в «Голосе» со своей повестью.

Надеюсь, что всё у тебя хорошо, как и у «Лит. России». Да, совсем забыл — поздравляю с повышением! Всего самого наилучшего!

Николай Наседкин.

95. А. Ю. СЕГЕНЮ

10 апреля 1995 г.  Тамбов

Добрый день, Александр!

Ещё раз спасибо за публикацию «Прототипов»!* Событие в моей творческой судьбине — из наиважнейших!

К сожалению, никак не удаётся мне вырваться в Москву. В «Голосе» задерживается коллективка с моей повестью, под выход которой я и рассчитываю свой вояж: сейчас лишний раз в первопрестольную не наездишься при моей зарплате в 130 тысяч. Сегодня звонил Алёшкину, он ориентирует ещё подождать месяц, а то и два.

А мне хочется поскорее показать Вам вот этот рассказ — «Жизнь собачья»: пока, как говорится, горячо. Это — последняя моя по времени написания вещь. Комментировать не буду, надеюсь, что Вы посмотрите его сами внимательно.

И сразу — предварительный разговор, хотя я понимаю, что об этом лучше говорить при встрече. Дело в том, что я сейчас на всех парах творю первый свой роман*, надеюсь к осени, к сентябрю, полностью его закончить (дай Бог!), а объём его — листов 16-17. Содержание, как и всегда у меня, — современность шизодебильная с экскурсами в «брежние», «застольные» времена. Вот я и намекаю: может ли «Наш современник» заинтересовать такая вещь? Надеюсь при встрече поговорить подробнее.

А теперь — поздравляю с премией «Литературной России»!

Надеюсь на доброжелательное отношение к «Жизни собачьей» и, может быть, звонок, если я так и не выберусь ближе осени в Москву.

Жаль, что редакция поторопилась выслать мне гонорар весь, надо было за 10 экземпляров, что я попросил оставить, — вычесть из гонорара. А как теперь быть? Дождутся меня экземпляры?

Всего наилучшего

Николай Наседкин.

Назад  1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  Далее