Глик тридцать седьмой

И остался идиотом…

Вернее, сделался в этот вечер идиотом окончательно… Ай, да ну все эти словесные игрушки к чёрту! Я только хочу сказать, что даже когда оставался в комнате один (Джул отлучалась в ванну или на кухню), всё равно безостановочно лыбился как полный идиот и, образно говоря, мурлыкал душой от неизбывного блаженства и головокружительного восторга. И Джулия тоже как бы светилась вся изнутри, была ласкова, нежна, счастлива. Лёгкое смущение вскоре оставило нас, она напрочь забыла о полотенце, в котором появилась поначалу из ванной и уже не шутила со смехом, мол, Колья, не смотри так — ты же меня съешь! Больше того, когда мы придумали, оставив один светильник, танцевать в полумраке под «The Beatles» танго, Джул сама заставила меня скинуть окончательно и до победного конца мои дурацкие плавки, и мы, как Адам и Ева в раю, совершенно обнажённые, тесно прижавшись друг к другу, двигались в едином плавном ритме под чудесную музыку с альбома под дивным названием «Love Songs». Джулия смотрела на меня чуть сверху, и мне было совершенно наплевать, что она смотрит чуть сверху, вернее, я даже и не думал об этом. «Michelle» закончилась и началась другая песня, названия которой я не помнил, более быстрая, но мы продолжали двигаться в ритме танго.

— Прости, Джулия, — шепнул я ей на ушко, — что не поставил «Julia», у меня её просто нет…

— Ну и что, — ответила она, — и не надо. Её ставят всегда и везде, где я появляюсь — даже надоело… Мне очень, очень нравится именно эта — «It’s Only Love»… Спасибо!

— А как это в переводе?

— Наверное — «Это просто любовь»…

— Да, да — «Это просто любовь»! Как чудесно!..

Голос мой переполнился патетикой, просто-таки зазвенел. Я решил понизить тон, начал ради шутки озвучивать финальный монолог Джорджа из «Свадьбы моего лучшего друга», и я даже озвучил самые последние слова, дескать, ты, Джул, думаешь: «Чёрт возьми, жизнь продолжается! Может быть, будет секс, может быть, будет брак… Но, Боже, совершенно точно — будут танцы!..» И тут, по сценарию, должен был раздаться неудержимый заразительный смех Джулии, но вместо этого она, глубоко заглядывая мне в глаза, со строгой нежностью сказала:

— Не надо, Колья! Ты, что же, не понимаешь — это уже совсем не кино!..

— Да, да, это уже совсем не кино! –– с восторгом повторил я.

Джул поцеловала меня, и я поцеловал её, и уже не отпустил на свободу её губы, и мы так, слившись в поцелуе, крепко-крепко обнявшись, став буквально единым целым, продолжали сомнамбулически двигаться под грустный напев битлов, наполненный нежностью и страстью безграничной любви…

Потом, чуть позже, уже я напомнил ей, что пора, наконец, совсем и окончательно отрешиться от синема. Мы лежали в постели, наполовину укрытые одеялом. Я приподнялся на локте, вгляделся в её лицо, на котором ещё светился отблеск страсти, нежно отёр тыльной стороной ладони пот с её лба, поправил разметавшиеся по подушке рыжие локоны, мурлыкнул:

— Тебе принести чай в постель?

— Это я тебе должна принести… — сладко потягиваясь, ответила она. — Сейчас вот с силами соберусь…

— Джу-ли-я, — как можно строже урезонил я, — сама всё ещё путаешь кино и жизнь — я же, в конце концов, не Уильям, а ты не Анна!

— Всё, всё, не буду, прости! –– сказала Джул и опять сладко потянулась всем своим гепардовым телом.

Просто так смотреть на это было невозможно, я, словно и не было пары минут назад наших сумасшедших объятий и ласк, жадно, как изголодавшийся младенец, приник ртом к её груди и начал ненасытно целовать, целовать, целовать… Джул, ласково смеясь, сама подставляла, выгибаясь, моим алчным губам, словно я и вправду был младенец, то один сосок, то другой… Когда я, наконец, чуть насытился и поднял на неё хмельной взгляд, она взъерошила мои мокрые волосы и как-то задумчиво произнесла:

— Я сегодня не выспалась, уставшая… А то бы я тебя съела! Я сестрёнке (ах, как я её люблю!) всегда так говорю: «Я тебя съем и не посолю!»

— Джулия, — почти не понимая, о чём она говорит, взмолился я, — Джулия, скажи: «Колья, я тебя люблю!» Скажи! Я хоть и буду знать, что это неправда, но…

Джулия смотрела мне в глаза, улыбалась, но вдруг сделала нарочито серьёзное лицо (однако ж лукавые искорки в зрачках не притушила) и суровым голосом сказала:

— Я тебя сейчас съем!..

— И не посолишь?! –– в восторге завопил я.

— И не посолю! –– подтвердила она и уже совсем серьёзным тоном добавила: — Странно… Ты знаешь, мне всё равно, что ты — русский, мне всё равно — сколько тебе лет… Я вообще с тобой себя моложе чувствую! Лет на десять! Ты хоть это понимаешь?

— Джул, да ты бы только знала, как мы по гороскопу с тобой идеально подходим — правда, правда! Я ведь — Рак. Вот, я нашёл на одном сайте книжку «Советы колдуна»[1] и распечатал. Послушай — тут сначала вообще один к одному про тебя:

Женщина-Скорпион ну очень сексуальна! Глаза её постоянно излучают страсть, голос дрожит то и дело от едва сдерживаемых чувств. Только полный импотент останется к ней равнодушен. К тому же она склонна к излишествам во всём, с нею соскучиться трудно. В постели она крайне требовательна, секс для неё — дело серьёзное и жизненно важное. Мужчина, не способный её удовлетворить, не может рассчитывать на её привязанность. Правда, прежде чем допустить кого-либо к своему сердцу и телу, она его пристально изучит и оценит — ума ей не занимать. И очень опасно, несмотря на её сопротивление, добиться её и разочаровать, — она может жестоко отомстить и унизить. Женщина-Скорпион — счастье и мечта, но отнюдь не для каждого! В паре Скорпион — Рак всё о’кей: это оба знака из стихии Воды, к тому же и в природе скорпион весьма похож на рака. Скорпион и Рак удивительно подходят друг другу в житейском и сексуальном планах. Страсть Скорпиона найдёт полный отклик у отзывчивого Рака, так что и связь, и длительный брак имеют отличные перспективы…

— Ну, как?

— Скажи, я, по-твоему, и правда, — такая? –– спросила она.

— Джул!.. Джулия!.. Ты такая!.. — я задохнулся.

— Колья, ты меня придумываешь, — сказала она опять как-то задумчиво, словно про себя.

— Мы все друг друга придумываем! –– резонно возразил я.

— Не-е-ет, Колья, я не о том… Ведь для меня, и правда, секс не главное… Неужели ты этого не понимаешь?

Не успел я ответить, как она вдруг ошеломила:

— Как я не хочу, чтобы ты сюда баб водил!

— Джулия! Джул! Какие «б-б-бабы»?! –– я даже заикаться начал. — Да я всю жизнь!.. Да ты что!.. Только ты! Только о тебе думал!.. Я даже с женой бывшей уже давно ничего!.. Что ты!..

Меня буквально опьянила вот эта страшная своей невероятностью мысль: она меня ревнует!!! Я связную речь потерял. Я вообще испугался, что от неизбывного счастья-восторга у меня сейчас какой-нибудь сосуд в голове лопнет. Надо было срочно или потерять сознание, или заглотнуть стакан водки, или хотя бы пошутить…

— А почему, — спросила Джул, — у тебя с твоей Анной не получилось?

Я отбросил одеяло на пол, встал на него коленями рядом с диваном, дотянулся губами до правого локотка Джулии (она закинула руки за голову, вытянувшись во всей своей божественной наготе), чмокнул, сместился на дюйм ниже по руке — ещё раз поцеловал, и ещё, успевая между поцелуями рассказывать-исповедываться как бы на полном серьёзе, почему же это, чёрт побери, не задалась у меня семейная жизнь:

— Лучше я объясню это на примере еды… (чмок!) Представь, что мы пошли с моей Анной Иоанновной в дорогой ресторан (чмок!), хотя это, конечно, трудно представить… (чмок! чмок!)… И заказала она на десерт… желе, да, желе! (чмок!) А я не хочу желе, я хочу что-то другое… (чмок!)

— Что же ты хочешь — крем-брюле? –– подыграла Джулия.

Она лежала с закрытыми глазами и чуть-чуть потягивалась по-кошачьи под моими ласками-поцелуями.

— Да, а я хочу крем-брюле! (чмок! чмок!) Я хочу вкусное (чмок!), я хочу сладкое (чмок! чмок!), я хочу божественное (чмок! чмок!), я хочу райское (чмок!), неземное (чмок!), умопомрачительное (чмок! чмок!) крем-брюле!..

— Ну, Колья, мы опять как в кино! Перестань…

— Всё, не буду, не буду! –– глухо промычал я.

Мне было уже не до шуток, я был страшно занят и увлечён. Я уже миновал тёплую впадину подмышки, полную упоительных запахов; я уже совершил восхождение пересохшими губами на холмик груди, дотошно и в который раз обследовал напрягающийся под поцелуями тёмно-розовый стыдливый сосок; затем скользнул по влажной вогнутой ложбине живота (в мозгу — шальная мысль: там будет когда-нибудь жить-расти наш ребёнок… а, может, он уже там есть?!) к нежной ямочке, которую бессчётное количество раз видел я на экране и фото, изучал-рассматривал, любовался, и вот, уже наяву, опять всю исследовал кончиком языка, зацеловал, облизал, заставляя Джул сладко поёживаться от щекотки; потом мне пришлось свернуть чуть вправо, специально обогнуть-миновать соблазнительный курчавый мысочек (это — на потом, это — финал пьянящего путешествия!), проследовать по бесконечному матовому бедру к чуть приподнятой милой коленке и дальше — к узкой длинной ступне: ну, наверняка ведь «следок ноги у ней узенький и длинный — мучительный»!..[2] Джулия под моими ласками словно впадала-погружалась в транс всё сильнее и глубже, голова её медленно перекатывалась по подушке то в одну, то в другую сторону, напряжённая рука, когда вернулся я к пропущенному мысочку, начала нервно гладить мой затылок, прижимая лицо моё, мои ненасытные губы к своему сладкому лону всё теснее, теснее, теснее… Дыхание её становилось всё слышнее, надрывнее и вскоре начало прерываться всхлипами, хриплым шёпотом:

— Вот так!.. Вот так!.. Ещё!..

Как будто меня надо было просить!!!