Николай Наседкин

ПРОЗА



ПОВЕСТИ

ЛИТЛАБИРИНТЫ


Глава 2

ИЗДАТЕЛЬСКИЕ СТЕНЫ


Эти издательские стены всегда — и в доисторические советские времена, и в новейшие дико капиталистические — нежным писательским лбом прошибать было трудно. Сейчас, когда от ран на лбу остались только памятные шрамы, самое время вспомнить с улыбкой или усмешкой самые любопытные истории рождения своих книг.

ФотоК слову, вот эту затёртую метафору про рождение для наглядности хочется развернуть во всей её нескромной и даже игривой красе. Сначала происходит таинство зачатия замысла — автор и сам зачастую не может толком объяснить, где, когда и каким образом он «залетел». (В этом месте какой-нибудь циник может съязвить: получается, Пушкин «оплодотворил» Гоголя сюжетами «Ревизора» и «Мёртвых душ»? Циник он и есть циник. Хотя по сути верно.) Затем литературный плод внутри писателя формируется-растёт и начинает проситься наружу — часто недоношенным и несовершенным. И происходит предварительное рождение — в виде рукописи, машинописи, файла. На этом этапе родитель-творец (а это может быть и женщина) ещё имеет возможность подправить, пригладить, «облизать» своё детище и решить его дальнейшую судьбу: 1) дать ему родиться полностью и окончательно, 2) спрятать до поры и времени в стол, 3) уничтожить-сжечь (хотя рукописи, как уверял классик, не горят, но попытаться можно)…

Если автор выбрал первый (а автор, как правило, выбирает первый) вариант, он плод свой помещает в некую оболочку (папку с тесёмками, флешку) и доставляет в роддом-издательство, где детище его должно родиться уже по-настоящему, в виде книги. Тут-то и вступает в силу закон стены, которую надо пробивать лбом. И вот бывает так, что стену ты каким-то чудом пробил-прошиб, а книга всё равно не вышла. Или вышла, но совсем в другом издательстве-роддоме, к неприступным стенам которого ты и приближаться не думал…

Впрочем, хватит метафор и предисловий, пора к сути. Вот несколько самых любопытных, порой курьёзных и, если можно так выразиться, лабиринтных историй рождения книг из моей писательской практики.

Как уже упоминал в рассказе о журналах, самая первая книжечка рассказов у меня должна была родиться-появиться в серии «Библиотека журнала “Молодая гвардия”» в начале 1987-го, когда мне было 33 года. Ещё прекрасный возраст для дебюта прозаика! И хотя на обороте титула таких книжечек-брошюрок указывалось, что они приравниваются к журнальной публикации, но я (как и другие авторы-счастливчики «Библиотеки “МГ”») сборник этот толщиной почти в сто страниц (десять-двенадцать рассказов), изданный тиражом 75000 экземпляров (нынешним дебютантам и не снилось!), конечно же, считал бы полновесной первой книгой.

Не сложилось…

Следующий шанс проклюнулся уже в следующем году. Я только-только закончил первую свою повесть «Стройбат», как Центрально-Чернозёмное книжное издательство начало на волне перестройки активно шукать в регионе молодых и неизвестных авторов. И вот тамбовский представитель ЦЧКИ, вернее представительница, известная уже в то время в Тамбове поэтесса В. Дорожкина, встретив меня в коридорах Дома печати (я работал в молодёжке), поинтересовалась, не знаю ли я какого-нибудь нового прозаика, не попадалась ли мне на глаза интересная рукопись? Валентина Тихоновна в то время знала меня как журналиста и литературного критика (именно как критика меня и спрашивала), кто ж тогда мог подумать, что мы через четверть века будем бок о бок работать в писательской организации — я председателем правления, она моим заместителем…

Ну так вот, я скромно ответил, что и прозаика знаю, и рукопись видел. Валентина Тихоновна, ознакомившись, повесть мою одобрила, но и предупредила сразу: на отдельное издание надежды мало — перестройка перестройкой, а армейская тема ещё считалась чересчур острой, цензура работала в полную силу. А вот в коллективке — может и проскочить. И проскочила. В сильно усечённом и местами приглаженном виде — в сборнике «Молодая проза Черноземья» (Воронеж, 1989). Редактор сборника, субтильная интеллигентная женщина, считала, что моё повествование чересчур мрачно, чрезмерно жёсткое — мол, надо бы смягчить. И хотя я с этим категорически не согласился, милая женщина своей волей кой-чего подправила. Так что, читая уже в вышедшей книге свой «Стройбат», я, испытывая авторскую щенячью радость, в иных местах всё же невольно морщился как от похмельной боли. К примеру, моя фраза «встряхнувшись в пять сорок пять утра от мерзкого рёва старшины» в сборнике выглядела так: «встряхнувшись в пять сорок пять утра от крика старшины»…

Забегая вперёд скажу, что это был первый и практически последний случай, когда так беспардонно сокращали и редактировали моё литдетище, — все последующие мои книги и публикации в журналах вышли, можно сказать, в авторской редакции. А повесть «Стройбат», волею судьбы перекрещённая в «Казарму» (ибо в том же 1989 году в «Новом мире» проскочил вот уж действительно запредельно мрачный «Стройбат» Сергея Каледина), в полном виде вышла потом в моём сборнике «Криминал-шоу» (1997).

Между тем, ещё в 1986 году уже случилось судьбоносное событие в моей писательской биографии — встреча-знакомство с Петром Алёшкиным. Редакция нашего «Комсомольского знамени» выписывала молодёжные журналы, и вот в одном из номеров «Литературной учёбы» я увидел повесть П. Алёшкина, из аннотации узнал, что он родом с Тамбовщины. В редакции «Литучёбы» дали мне его телефон, я связался с ним. Алёшкин жил в Москве, работал заведующим редакцией издательства «Молодая гвардия», в своё время занимался в литературной студии при нашей газете «Комсомольское знамя», публиковал рассказы в воронежском журнале «Подъём» и уже выпустил три книги. Вскоре одну из них, самую новую и толстую, я прочёл и опубликовал о Петре статеечку в нашей газете. Проза его мне в целом понравилась, о чём я и написал, но заканчивалась заметка весьма критически (а критиком я бывал порой очень суровым):


Заметно определённое однообразие в творческих приёмах автора (к примеру, во многих повестях и рассказах сюжет построен на воспоминаниях о прошлом), встречаются порой попытки искусственного разрешения конфликтов и стремление к пресловутому хэппи-энду…


Но понятно, что статья эта писалась и публиковалась вовсе не с целью раскритиковать молодого прозаика, а для того, чтобы привлечь внимание тамбовских читателей к творчеству писателя-земляка Петра Алёшкина.

А тут и та самая прибалтийская моя осень подоспела, когда поехал я на Всероссийский семинар молодых критиков в Дубулты, чтобы там окончательно переродиться из критика в писателя-прозаика. Вот по дороге в Ригу я и встретился-познакомился с Алёшкиным лично у него дома, в подмосковном Зеленограде. Всё это позже довольно подробно будет описано в романе «Алкаш» (где Пётр носит фамилию Антошкин). Он успел просмотреть мои рассказы (я, по предварительной договорённости, выслал ему за две недели до встречи папочку со вторыми экземплярами) и сказал примерно следующее:

— Способности у тебя есть, это видно, но не хватает пока смелости, уверенности, широты. Короче, рассказы я оставляю, попробую некоторые рассовать по разным коллективным сборникам. А ты должен, просто обязан всерьёз засесть за стол и написать повесть. Это — первое. Второе: я собираю альманах «Живая ветвь» — там будет и проза, и поэзия, и критика. Тема — преемственность поколений в литературе. Хочешь участвовать?

— Ещё бы! — выдохнул я. — Один или два рассказа?

— Нет, — охолонул меня Пётр, — я хочу задействовать тебя как критика. Поэтов и прозаиков я приглашаю уже с именами — так надо, для успеха книги. А критики требуются именно молодые и дерзкие — там будет галерея портретов нынешних писателей. Кто тебе близок из нашего поколения?

Мы остановились на кандидатуре Юрия Козлова, и я, весьма ободрённый, помчался в Юрмалу, дабы там окончательно захмелеть от похвальных речей-отзывов о моей прозе А. Ланщикова, С. Лыкошина и соответствующих перспектив…

Увы, как дубултовские перспективы ушли в песок, так и зеленоградские. Ни единый рассказ мой в сборники издательства «Молодая гвардия» не попал, написанная и одобренная громадная (два авторских листа!) статья о творчестве Юрия Козлова для «Живой ветви» до сих пор лежит в моём архиве неопубликованная. Дело в том, что Пётр Алёшкин внезапно ушёл (скорее, его ушли) из госиздательства на вольные хлеба.

Но и в этот вольнохлебный период его жизни случился эпизод, который до сих пор вспоминаю я с благодарностью. Пётр приехал в Тамбов на неделю, чтобы поработать в архивах (собирал материал для романа об Антоновском восстании), одну ночь ночевал у нас, а затем перебрался в гостиницу из нашей тесной однушки — там было, конечно, вольнее и продуктивнее работать. И забрал с собой для прочтения папку с той самой первой моей повестью «Стройбат». На следующее утро и случилась та сцена, чем-то напомнившая мне сцену в Дубултах. Я открыл дверь свой квартиры на звонок, вошёл Алёшкин с моей красной папкой подмышкой, с какой-то удивлённо-радостной улыбкой протянул мне руку и выдохнул:

— Поздравляю!

Вот ради таких моментов писатель и живёт-творит! Потом уже, за чаем, Пётр рассказал-признался, как с опаской, боясь разочарования, приступил вечером к чтению рукописи, как увлёкся с первых страниц и не ложился почти до утра спать, пока не дочитал всю повесть до конца… Мне в чай и мёд не надо было класть — всё было сладко! (Не будь я скромен до неприличия, вспомнил бы здесь по аналогии эпизод, как к молодому Достоевскому примчались Некрасов с Григоровичем, прочитавшие за ночь рукопись его «Бедных людей», и кинулись обнимать и поздравлять-окрылять смущённого автора…)

На вольных скудных хлебах Алёшкин долго усидеть не мог, его деятельная натура требовала достойного поприща, а тут ещё пресловутая перестройка бурлила и штормила всё сильнее, появились первые кооперативы, и вот на этой волне возник книгоиздательский кооператив «Глагол», который Алёшкин учредил со своими московскими друзьями-писателями и возглавил. Дела пошли споро. Как раз началась амнистия ранее запрещённой литературы — просто пиршество для издателей и читателей. Помню, одной из первых книг «Глагола» стала «Судьба России» русского философа-эмигранта Бердяева.

В те дни Пётр и сделал мне конкретное предложение, от которого трудно было отказаться. «Глагол» задумал издавать серию «Современный детектив».

— Пиши, дерзай, — сказал мне Алёшкин. — У тебя получится. Только вещь должна быть остросюжетной, злободневной, читабельной. Возьми конкретное нашумевшее преступление в Тамбове и построй на этом сюжет…

И я решился. Заручившись бумагой с печатью от правления местной писательской организации («помогите молодому литератору в сборе материала для повести»), я пришёл в канцелярию областного суда. В то смутное время перестройки Тамбовщину (как и всю страну) захлестнул вал чудовищных преступлений. Мне на выбор предложили пять-шесть уже законченных кровавых уголовных дел, я их внимательно просмотрел (чуть не поседев от ужаса) и остановился на одном, о котором года за два до того писало и наше «Комсомольское знамя»: главный инженер тамбовского завода «Ревтруд» в обеденный перерыв повёз на своих «Жигулях» работницу этого же предприятия на «свидание» в пригородный лес, и там их убили три подростка, которым захотелось покататься на машине…

Уже в разгаре работы над произведением я начал понимать, что детектив в чистом классическом виде вряд ли у меня получится, да мне это и не интересно. Главное, подумалось мне, описать не то, как искали убийц, а — КОГО убили, КТО убил, ПОЧЕМУ и КАК судьба свела этих людей в одном месте и в одно время. Заменив инженера завода на редактора молодёжной газеты, я широко использовал в повествовании воспоминания о работе в «Комсомольском знамени», реалии собственной судьбы и окружающей жизни-действительности. В результате получилась повесть (на роман всё же сил, опыта и материала не хватило!) с криминальной жуткой фабулой, лирической любовной линией и социально-сатирическим содержанием. Назвал я её — «Казнить нельзя помиловать». В ней, кстати, и появилось впервые название города Баранов как псевдоним Тамбова, потом в нём поселятся герои многих моих произведений.

В общей сложности работа над повестью длилась не так уж долго… семь месяцев (лето и осень 1989-го), но за это время в издательском лабиринте её судьбы наметился совершенно новый поворот. Я уже с сентября учился на Высших литературных курсах, попал в самый эпицентр кипучей столичной литжизни, присутствовал гостем-зрителем и на том общем собрании писателей Москвы, на котором было принято решение о создании издательства «Столица». А директором нового издательства избрали Петра Алёшкина. Понятно, что из «Глагола» он ушёл, начал с нуля создавать «Столицу», и опять дела новорождённого издательства пошли в гору. Помню, одной из первых книг там выпустили «Библию для детей» с рисунками Доре.

Когда же в начале декабря я закончил таки «Казнить нельзя помиловать» и поехал к Алёшкину с рукописью, душа моя, признаюсь, ныла: ну отдаст он моё детище в «Глагол», а там без него много ли шансов?.. Однако ж Пётр, прочитав и безоговорочно одобрив («Молодец! Отличная повесть!..»), сказал:

— Будем в «Столице» издавать.

— Да разве можно?! — квакнул я, зная, что это же издательство Московской писательской организации.

— Да почему же нельзя? — успокоил Алёшкин. — Мы по уставу имеем право издавать молодых авторов, имеющих московскую прописку. Ты же имеешь?

Да, я как раз имел — меня на два года прописали в общежитии Литинститута. Вскоре рукопись моя была одобрена редсоветом «Столицы» и включена в план отдельным изданием на следующий, 1990-й, год. По договору я даже получил совершенно королевский аванс в тысячу шестьсот рублей, который здорово помог мне выжить эти два года в Москве (моя стипендия на ВЛК с вычетами составляла 86 рублей).

Итак, судьба первой моей книги определилась, оставалось только ждать и надеяться. И хотя сроки выхода её начали отодвигаться (издательство новое, ещё неразбериха с планами), но в начале 1991-го я всё же получил типографскую вёрстку своей книги для авторской окончательной вычитки. Чуть не забыл упомянуть, что неугомонный Алёшкин учредил при издательстве два новых журнала со старыми названиями — «Нива» и «Русский архив». В первый из них взяли для публикации мой рассказ «Осада», а во второй — статью «Подпольный человек Достоевского как человек». Но и этого мало! Ещё одно грандиозное событие подоспело-случилось: Пётр задумал и новую литературную газету при «Столице» издавать, предложив мне стать её главным редактором. Мы даже сходили на приём для согласования этого вопроса к заместителю министра печати…

Но правду говорили древние греки и римляне: мойры-парки — особы, в общем-то, недобрые, любят зло шуткануть над доверчивым человеком.

Вдруг и неожиданно в «Столице» произошло землетрясение, случилась катастрофа, обвалился потолок и рухнули стены. Образно, конечно, говоря. Оказывается в недрах издательства вызрела оппозиция неутомимому и деятельному директору во главе с бездельником главным редактором. Должность эту занимал один из литературных московских снобов нового поколения, чрезмерно обласканный критикой и накопивший вследствие этого чрезмерные амбиции. Понятно, что его раздражала и угнетала чересчур успешная кипучая деятельность директора, который не только решал-проворачивал все хозяйственные, производственные и бытовые проблемы растущего издательства, но и активно вмешивался в творческий процесс. Главреда, вероятно, особенно злило, что он, как и должно, появляется на работе после обеда и часа на два, а директор чуть не круглые сутки увлечённо работает и по праву является лидером коллектива. Да кто он такой?! Выскочка деревенский!

И вот, когда Алёшкин по делам «Столицы» уехал в командировку на неделю, в издательстве вспыхнул бунт. Главный редактор, как стало потом известно, организовал коллективное письмо-донос против директора и объявил о его якобы уже решённом грядущем свержении…

Всё это сам Алёшкин потом обстоятельно опишет в документальной повести «Предательство, или Скандал в “Столице”». Здесь же скажу только, что в этот конфликт, в эту корпоративную «столичную» драку каким-то боком оказался втянут и я. Мне бы в те дни не соваться в издательство, понятно, что Алёшкину было не до меня, но — как не соваться-то? Во-первых, мнилось мне, что я должен морально поддержать Петра — друзья всё-таки. Во-вторых, и с книгой моей непонятно что творилось — да когда ж она выйдет наконец? Ну и, в-третьих, с литературной газетой и моим редакторством надо было определяться окончательно — я уже и план-проспект издания разработал, и штатное расписание редакции определил, и предварительную смету финансовых расходов набросал. И ведь подходила к финалу учёба на ВЛК, пора было выписываться из общежития. Короче, мне необходимо было срочно решить кардинальный и судьбоносный вопрос: остаюсь я в Москве или уезжаю домой в чернозёмные палестины?.. А решить его мог только Алёшкин.

С тем и пришёл я в недобрый час в «Столицу». И — нарвался. Само собой, Алёшкин, ошеломлённый нежданной изменой вчерашних друзей, коллег и соратников, находился во сверхвзвинченном состоянии, в разбросанных чувствах и готов был видеть предательство во всём и вся. И на волне этого один издательский придурок-оппозиционер из каких-то своих подлых расчётов и задумок ляпнул Петру, что вот, мол, даже твой друг Наседкин письмо против тебя подписал. Чушь полная и явная. Письмо, как я потом увидел, по содержанию было простым: по таким-то и таким-то причинам просим снять директора с должности, мы категорически отказываемся с ним работать — его подписали, естественно, только штатные работники «Столицы» и никто другой подписывать просто не мог! Одним словом, любой нормальный человек только бы рассмеялся. Однако ж, Алёшкин, будучи в тот момент явно ненормальным, поверил.

Конечно, я тут же, вскипев, побежал к московскому литгенералу, у которого лежало злополучное письмо (а вдруг тот самый придурок-доносчик подпись мою подделал?!), убедился, что это не так и посоветовал Алёшкину убедиться в этом самому.

Казалось бы, вопрос прояснился, но лишних горячих слов с обеих сторон выскочило уже немало, конфликт оставил саднящие раны в душе, дружба наша с Петром оборвалась…

Я выписался из Москвы, уехал в Тамбов, увозя в сумке на память вёрстку так и не вышедшей книги «Казнить нельзя помиловать». Дома сел за свой родной письменный стол, обхватил голову руками и крепко задумался. Что дальше делать и на что жить было неясно. От предложения стать корреспондентом отдела культуры областной «Тамбовской» тогда ещё «правды» я сразу категорически отказался — возвращаться в журналистику отнюдь не желалось. Мои робкие надежды на место редактора в издательстве «Новая жизнь», которое открыли незадолго до того в Тамбове местные маститые прозаики, потерпели фиаско: братья-писатели уже поделили все издательские портфели между собой и взялись всласть сами себя издавать. Вскоре, к слову, «Новая жизнь» прогорела и сгинула.

А я, между тем, стал по сути безработным. Но мне даже в пособии по безработице отказали на основании каких-то там казуистических законов (это описано в рассказе «Пирожки с мясом»). Перебивался публикациями статей, рецензий и рассказов в местных газетах. Благо их расплодилось в годы перестройки немало. О крупных гонорариях за книги и журнальные публикации оставалось только мечтать. От тех дней сохранился любопытный мой рисунок шариковой ручкой в дневнике: изобразил себя рыбаком, ждущим клёва на берегу Литературного моря или озера, рукописи, заброшенные в омуты издательств, заводи журналов и прибрежные газетные воды, выглядят как удочки. Их, этих удочек, — 18! Но поплавки торчат, как луковицы на грядке, абсолютно неподвижно (автоцитата из рассказа «Лебединый крик»).

Ещё стоит привести не менее любопытную запись от 6 февраля 1992 года из того же дневника:


О славе думать неприлично, нельзя, опасно, но… Если в «Тамбовской жизни» опубликуют «Казнить нельзя помиловать» (даже в кастрированном виде), если «Тамбовские губернские ведомости» дадут «Пирожки с мясом», а «Рассказ-газета» — «Четвёртую охоту», если ещё и «Новый мир» опубликует «Осаду» или «Тварь», а в «Молодой гвардии» выйдет сборник, то я стану известным писателем, популярным и… тысячу раз раскаюсь…


Я даже в те тусклые дни (уж признаваться так до конца) совершил рейд по местным толстосумам и чиновникам в поисках спонсора, дескать, не поможете ли писателю издать книгу? Бр-р-р, до сих пор от стыда и отвращения передёргивает!

Чуть было я не решился изменить опять и круто судьбу свою: придумал, раз другого никакого выхода нет, поступить в аспирантуру Литинститута — ещё на три года обеспечить своё существование. С согласия завкафедрой критики Владимира Гусева, у которого учился в семинаре на ВЛК, подготовил реферат, собрал все необходимые документы и отправился на окончательное собеседование в Москву. Но, то ли ангел мой хранитель не согласен был с моим решением, то ли я сам не шибко-то желал такого поворота в жизни, только на полпути, в Мичуринске, я вдруг вышел из вагона и вернулся домой восвояси…

И вот тут, когда и мысли чёрные в голове побулькивать начали (недаром потом теме самоубийства целую книгу посвятил!), опять же вдруг прилетает из Москвы в конверте послание с неожиданным предложением: не хотите ли стать собкором по Центральному Черноземью новой всероссийской газеты «Глашатай»? Несмотря на голод и нищету, я взялся думать-размышлять. С одной стороны, — газета центральная, оклад, надо понимать, приличный. С другой, — опять же журналистика, да и мотаться по соседним областям в поисках тем-материалов не больно-то хотелось…

Ответил Москве, что подумаю, а пока, для затравки, выслал им статью «Кто убрал Игоря Талькова?», где логично называл-указывал убийцей, вопреки официальной версии, Шляфмана и которую тамбовские газеты печатать чего-то не решались. В «Глашатае» она тут же вышла, и редактор ещё более напористо повторил предложение насчёт собкорства.

Но тут затянувшийся дрейф в тёмных водах моря житейского наконец кончился, спасательный круг был мне брошен. Пригласили меня в приёмную ректора местного тогда ещё пединститута, который готовился уже стать университетом, провели собеседование, и через полчаса я вышел редактором институтского издательства с небольшим, но твёрдым окладом.

А на волне этой везухи подоспел и следующий приятный сюрприз — письмо от Алёшкина. Он создал и уже раскрутил новое коммерческое издательство — «Голос». Газета «Глашатай», оказывается, учреждена при издательстве, это он рекомендовал меня редактору в качестве собкора и советует настоятельно согласиться…

Я написал ответное письмо, кратко описал перипетии своей жизни-судьбы за последний год и, пользуясь случаем, сделал довольно толстый намёк:


…Вчера перечитывал вёрстку своей повести «Казнить нельзя помиловать». Откровенно скажу, поплакал: писал я её с вдохновением, с жаром, с мечтами и надеждами. И мне она до сих пор нравится. Я уже смирился, что она не будет издана, от отчаяния предложил её «Тамбовской жизни» (с приходом нового редактора областная газета начала публиковать вещи с продолжением), повесть одобрили: редактор, его зам и завотделом культуры, но в этот самый момент в редакцию приходит работать прототип главного героя повести Фирсова, и всё летит в тартарары.

Пётр, буду краток: я написал эту повесть (лучшую пока у меня) с твоей подачи, по твоему дружескому заказу. Ты обещал (просто констатирую) издать её в течение года. Теперь окончательно ясно, что в «Столице» она не выйдет и через 25 лет (я не знаю, существует ли это издательство). И вот теперь я решаюсь задать вопрос: можешь ли ты хотя бы с опозданием выполнить своё обещание? Я, конечно, знаю, что рано или поздно она будет опубликована, пусть даже после моей смерти, но хотелось бы поскорее и — при жизни…


Пётр ответил: присылай повесть. И попенял мне, дескать, сам я во многом виноват в бесславной судьбе своей «столичной» книжки — мол, был бы понапористее, теребил редактора книги и его, Алёшкина…

И вот тут я пошёл, что называется, ва-банк и вместо распечатки многострадальной повести прислал новое письмо-запрос:


…Теперь я отлично понимаю, что есть громадная доля вины в неудачных издательских родах «Казнить нельзя помиловать» и с моей стороны: ты прав, я должен был теребить всю «Столицу», не давать спать редактору книги и тебе, торопя с выходом, но, увы, характер был не тот.

И вот теперь, учась на собственных ошибках, я форсирую усилия и пытаюсь запрашивать о максимальном, а именно, нельзя ли как-нибудь издать мой сборник: две повести, которые ты прекрасно знаешь — «Казнить нельзя помиловать» и «Казарма», — и несколько рассказов? Или хотя бы — две повести? В первом случае объём будет около 20 листов, во втором около 16. Рукопись лежит полностью подготовленная. Очень хочется стать автором нормальной на вид, полноценной книги…


В результате в ноябре 1993 года в «Голосе» вышла моя первая книга прозы — сборник повестей и рассказов «Осада». И вот здесь самое время и место вернуться к нашей фривольной метафоре о рождении книг. В этом плане историю с первой книжечкой в «Библиотеке “Молодой гвардии”» можно назвать ложной беременностью; с повестью «Стройбат» в Воронеже — родовой травмой (детище изувечили щипцы акушеров-издателей); с книжкой «Казнить нельзя помиловать» в «Столице» — это натуральный выкидыш… И вот наконец на четвёртый раз и через семь лет после первой попытки — полноценные и прекрасные роды, настоящий первенец родился здоровым и просто красавчиком: тираж сто тысяч экземпляров, объём 23 авторских листа (430 страниц), красочная суперобложка. По этой одной книге, как уже упоминалось, меня вскоре приняли в Союз писателей России. А через три с небольшим года в «Голосе» выйдет второе издание «Осады» и одновременно новый мой объёмный сборник повестей — «Криминал-шоу»…

Ну а вот представить: если б чёрные мысли тогда, в серую полосу жизненных неудач начала 1990-х, в голове моей не только начали побулькивать, но закипели бы основательно, и крест бы окончательный был поставлен на мечтах, а значит и на жизни-судьбе — кому от этого стало бы лучше?..

Это я так сам себя в иную весёлую минуту подкалываю.

* * *

Своя заковыристая история случилась и с романом «Алкаш» — главной моей, как считают иные читатели-критики, книгой.

Когда поставил я точку в рукописи после двух лет интенсивного труда — был ноябрь 1996 года. В «Голосе» готовилась к выходу новая книга «Криминал-шоу» и к переизданию сборник «Осада», поэтому Алёшкин, прочитав роман и безусловно его одобрив, внёс в перспективный план своего издательства, но сразу же посоветовал пробовать-искать и другие пути, дабы выпустить роман оперативнее. Я подготовил-распечатал на пишмашинке так называемый рекламный блок и отослал-запустил в шесть издательств — аннотация (словцо «синопсис» тогда ещё не вошло в моду), распечатка первой главы и сведения об авторе.

Безрезультатно.

Тогда я решил не суетиться с «Алкашом», не бить понапрасну пальцы о клавиши пишмашинки и надеяться только на «Голос», где роман мог выйти в середине или конце 1998 года… Памятливые читатели в этом месте могут саркастически или сочувственно улыбнуться. Да, грянул 1998-й и безжалостно разрушил не только мои, но и многих россиян планы-надежды — убийственный кризис. Попал под штормовую волну и «Голос», к тому времени входивший в тройку крупнейших издательств страны. Издательство пошатнулось-накренилось, дало течь и чуть вовсе не пошло ко дну. Слава Богу, выстояло, но былую мощь потеряло, выпуск книг резко сократился… Пётр признался-предупредил, что теперь они сосредоточатся в основном на выпуске уже начатых собраний сочинений классиков и в ближайшие два-три года выход «Алкаша» в «Голосе» под большим вопросом.

Что ж, наученный горьким опытом, я не стал унывать, руки не опустил, а, наоборот, рукава засучил. К тому времени у меня уже появился-завёлся в доме первый компьютер «Пентюх» («Pentium-II») и матричный шумный принтер. Так что я, быстренько распечатав новые порции рекламного блока «Алкаша» весной 1999-го озадачил им ровно десять издательств, выживших после кризиса и продолжающих выпускать современную прозу. Шесть издательств вообще не откликнулись, из трёх пришёл в конвертах краткий депрессивный отказ-отлуп, и только из одного-единственного с непонятным названием «Локид» — взбодрительная телеграмма:

Господин Наседкин ознакомились с фрагментом вашей рукописи очень заинтересованы в получении всего материала просьба связаться с главным редактором издательства Локид Захаровой Ларисой Алексеевной (телефоны рабочий и домашний) заранее благодарю и жду информацию.

До сих пор не знаю и знать не хочу, что словцо «локид» означает, но книги этого издательства с яркими и довольно аляповатыми обложками продавались на всех лотках — в основном, убойные детективы и боевики. Несколько не в струю, конечно, но выбора не было и от шанса отказаться было бы грешно. Впрочем, чего ж переходить мост, пока до него не дошёл? Отослал полную распечатку романа (800 страниц!) и стал ждать окончательного вердикта. Вскоре Л. А. Захарова позвонила и успокоила-обрадовала: о’кей, интересно и читабельно — будем издавать…

И вдруг (опять и опять вдруг!), когда я уже смирился с перспективой аляповатой обложки и попаданием моего выстраданного романа-исповеди в книжную серию типа «Крутой детектив», Захарова опять мне позвонила и приятно ошеломила: она уходит из «Локида» в новое издательство «Астрель», которое входит в концерн «АСТ» (тоже всё названия-ребусы!), и намерена забрать с собою моего «Алкаша»… Мол, не буду ли я возражать? Ха-ха, да я от радости готов был подпрыгнуть до потолка и обнять-расцеловать, будь она рядом, ещё не виданную мною, но наверняка милую Ларису Алексеевну за такой чудесный сюрприз. Издаться в мощном «АСТ», становящемся уже монополистом в издательском и книготорговом мире России, — об этом любому автору можно было только мечтать!

И в конце декабря 2000 года мой роман в связке «Астрель-АСТ» вышел. Как я в шутку (а может, и всерьёз) говорил потом: по сути мой «Алкаш» стал последним романом XX века, завершил его. По крайней мере — в тамбовской литературе. Ну да наговорить я мог что угодно — голова-то, что уж скрывать, слегка кружилась. Мало того, что объёмный роман мой вышел в крупнейшем издательстве страны и весьма приличным для того времени тиражом (10 000 экз.), но ещё и вне всяких серий (на них «АСТ», как и все коммерческие издательства, было зациклено), эксклюзивно. Более того, в издательстве уже собирались издать ещё два моих сборника — криминальных повестей «Всех убить нельзя» и рассказов «Наша прекрасная страшная жизнь» (которые я составил из ранее написанного и опубликованного), а также книгу «Самоубийство Достоевского», которую я к тому времени как раз написал-создал.

Живи и радуйся, вкушай плоды успеха! Перспективищи радужные открылись до горизонта!..

Всё рухнуло в единый миг, за какие-то 15 минут. Именно столько длилась наша беседа с главным редактором «Астрели», на которую я приехал по его приглашению. Молодой и энергичный, он заранее был уверен, что осчастливит меня своим предложением, и от этого весь лучился доброжелательно-покровительственным счастьем. А предложил мне главред следующее: я заключаю с издательством договор-контракт на два года, в течение которых должен создать-выдать пять остросюжетных романов со сквозным героем. Мне будет выплачен соответствующий аванс (когда я услышал сумму — чуть со стула не упал: десять тысяч долларов!) и по мере выхода книг приличный гонорар…

Что и говорить, валютные суммы, прозвучавшие в предложении, были для меня фантастическими и, конечно, заманчивыми (за «Алкаша» я получил аванс в одну тысячу баксов), но… Я подумал буквально минуту и ответил твёрдо: нет, это не моё! Извините, стать серийным автором я просто не сумею и не смогу!..

Увы, главный редактор человеком оказался обидчивым. В результате, издательство отказалось от идеи заменить обложку «Алкаша», которая по мнению отдела маркетинга (да и по моему) получилась чересчур тёмной и мрачной (а подобные случаи замены обложки в уже готовом тираже в коммерческом книгоиздании случались), и решило не вкладывать деньги в рекламу моего романа, поставив тем самым крест на допечатке тиража. Ну а уж о моих сборниках рассказов и повестей и книге о Достоевском можно было после этого и не вспоминать. Нет, окончательно рукописи автору не вернули, но и договоры на них подписывать уже не спешили…

Обидно, конечно, но в общем-то сам виноват: ишь, нос задрал, не пожелал вступить в соперничество с Корецким, Доценко, Донцовой и прочими успешными сериальными авторами того времени. Иные мои сотоварищи-писатели (тот же Пётр Алёшкин) уверяли меня, что поступил я поразительно глупо и упустил свой шанс, который, по известной американской поговорке, второй раз может и не постучать в дверь моей судьбы.

Ну а сам я, если уж признаваться без, как говаривал Виктор Петрович Астафьев, смефуёчков, поступком-решением этим до сих пор горжусь…

* * *

Да и как я мог согласиться на поделку-штамповку стандартных остросюжетных романчиков, когда с головой уже погрузился в создание нового эксклюзивного необычного виртуального романа «Меня любит Джулия Робертс»? Это было повествование, созданное в виртуально-компьютерную эпоху, о пылком чувственном реальном романе в виртуальном мире.

С этой книгой тоже приключилась странная издательская история.

Роман был закончен в ноябре 2001 года. Журналы-«толстяки» произведением с фантастическим виртуально-компьютерным сюжетом, как я ни бился, не заинтересовались. Пётр Алёшкин рукопись опять же одобрил и формально поставил в план (вместо «Алкаша»), но затянувшийся для «Голоса» кризис не позволял надеяться на скорый выход книги. Сгоряча даже предложил, несмотря на разлад, «Джулию» и в «АСТ», Л.Захарова его даже прочитала и тоже одобрила, но издательство, как уже говорилось, подписывать новые договоры со строптивым автором, конечно, не спешило.

Поиски издателя продолжились. Пакеты из Тамбова с рекламным блоком виртуального романа улетели по Интернету и уползли обычной почтой в два десятка московских и питерских издательств. И в большинстве своём — как в воду канули. Редкие издательские отклики с гнусными словами «предложение нас не заинтересовало» — настроение автора не поднимали, отнюдь…

Но, чу, кажись и поклёвка! После новогодних праздников-каникул 14 января мне позвонила домой дама с приятным голосом, представилась Мариной Михайловной, редактором московского издательства «Центрполиграф» (ого!) и сообщила замечательную новость: виртуальный роман нас заинтересовал — шлите срочно весь текст по электронке. «Ого!» здесь недаром выскочило: издательство это было на слуху, входило в десятку крупнейших и процветающих. Не мешкая, отправил файл. Череда контактов-переговоров с милейшей Мариной Михайловной, и 23 марта я получил заказной бандеролью чудесный договор в четырёх экземплярах, уже с печатями и подписанных главным редактором «Центрполиграфа». Оставалось мне их со своей стороны подписать и — тру-ля-ля! Получай аванс, жди летом новорождённую свою книжку, пей шампанское и купайся в волнах очередного авторского триумфа…

Однако ж, случился небольшой сбой: договор-то чудесный, но заусенцы досадные в нём при внимательнейшем чтении обнаружились, вид его портили. Ничтоже сумняшеся я загнал текст в комп, исправил его по своим авторским понятиям, распечатал в четырёх экземплярах, подписал и отправил пакетом с подробным сопроводительным письмом:


Уважаемая Марина Михайловна!

1. К сожалению, с договором произошла-случилась досадная накладка: во всех четырёх экземплярах — в п. 6 вместо «Издательство» проскочило «Автор»; в двух же экземплярах ещё и п. 5 получился-отпечатался в совершенно несуразном виде, а п. 7 (о 10 авторских экземплярах книги) и вовсе исчез. Я перепечатал текст договора на своём компьютере, подписал все четыре экземпляра, поставил дату, так что Вам теперь необходимо: 1) поставить во всех экземплярах подпись Издательства; 2) поставить на все экземпляры печать; 3) выслать мне один экземпляр и обязательно (очень Вас прошу!) — ЗАКАЗНЫМ письмом.

2. Вставьте, пожалуйста, небольшую вставку (4 строки) в текст романа, которую я высылаю на отдельном листке.

3. Пожалуйста, если у Вас как редактора будет правка — постарайтесь согласовать её со мной. (Лучше бы, конечно, без особой правки!)

4. Будет ли у меня возможность вычитать макет?

5. Очень (чрезвычайно!) бы хотелось, чтобы художник-оформитель согласовал со мной обложку. Я могу выслать электронной почтой несколько изображений Джулии Робертс, на выбор. Может быть, какие пригодятся и для иллюстраций внутри текста.

6. Своё фото (правда, нескольколетней давности) на всякий случай высылаю. Если оно не подходит, могу выслать другие сразу файлом по электронной почте.

7. Вопрос меркантильный: нет ли в Вашем издательстве практики платить автору за компьютерный набор текста?

8. И последнее: высылаю Вам для сведения пять своих проектов на издание новых книг. Вероятно, не все они по вашей редакции, тогда, если не трудно, передайте коллегам. Если что заинтересует издательство — буду рад.

Жду с нетерпением ответа (в том числе — на конкретные вопросы).

Прошу простить, если доставляю какие лишние хлопоты и желаю Вам, Марина Михайловна, и всему Вашему ЗАО всего самого наилучшего и процветания!

С уважением Николай НАСЕДКИН.


Ей-Богу, ещё бы из двадцати пунктов послание сочинил придурок!

Милейшая Марина Михайловна пыталась меня по телефону образумить: мол, договор правильный был, не ерепеньтесь. Нет, ерепенился я, авторская воля — закон! И доерепенился, докочевряжился — через неделю до моего сведения сухо было доведено, что главный редактор «Центрполиграфа» (тоже мужик ершистый!) наотрез отказался второй раз подписывать договор с зарвавшимся автором.

Я не знал, то ли локти свои кусать, то ли коленки, но что-то делать надо было, эмоции выплеснуть и в результате родилось на свет письмо, которое с первым составляет вполне логичную пару-дилогию и которое я отправил накануне своего дня рождения, 11 апреля, в «Центрполиграф».


День добрый, Марина Михайловна!

Ну, вот, прошло несколько дней после Вашего неожиданного и странного звонка, который, признаюсь, выбил меня из рабочей колеи (неприятно взрослому человеку мужского пола чувствовать себя в роли девочки-подростка, которую поматросили и бросили) — теперь самое время спокойно всё обсудить, дабы всё же избежать непоправимой ошибки.

Я знаю, что написал хорошую книгу. Я знаю, что она может принести прибыль и издательству, и автору. Суперсовременная и актуальная тематика, увлекательный сюжет, язык и стиль, скажем так, достойного уровня, имя и портрет Джулии Робертс на обложке — это же все слагаемые стопроцентного бестселлера!

Пошёл я специально посмотреть продукцию «Центрполиграфа». На коммерческих лотках ваших книг нет вовсе, и только в одном из наших семи книжных магазинов книги «Центрполиграфа» представлены довольно широко (более 30 названий): спросил я у директора, как они расходятся — тяжело вздыхает. Помилуйте, Марина Михайловна, ведь у вас нет бестселлеров, несмотря на то, что всё сплошь серии. Да и какая же это «современная проза» — Ким, Маканин, Валерий Попов, Пьецух?!.. Согласен, это хорошие писатели (особенно ранний Маканин), но это — вчерашняя если не позавчерашняя проза! «СОВРЕМЕННАЯ проза» — это Юрий Козлов, Александр Трапезников, Михаил Попов, Виктор Пелевин, Вячеслав Дёгтев и, в том числе, Николай Наседкин…

Вы, Марина Михайловна, я верю, опытный издательский работник, но в разговоре обронили довольно странную вещь: мол, моё имя неизвестно. На это могу резонно ответить следующее: 1) Ким с Пьецухом начинали совсем в другое (благословенное для писателей!) время и то стали известными далеко не сразу; 2) первый тираж первого романа Акунина «Азазель» расходился-раскупался с большущим скрипом более года — кто в это сейчас поверит? 3) Именно роман «Меня любит Джулия Робертс» и должен принести мне наконец-то задержавшуюся где-то славу, которую издательство, издавшее книгу, вполне заслуженно и разделит.

Ровно три месяца назад (14 января) Вы, Марина Михайловна, позвонили мне и сказали, что моим романом Ваше издательство заинтересовалось и попросили больше текст никому не предлагать. Что я, как честный человек, и сделал. Потом, когда дело дошло до договора, мне не очень глянулись условия, предложенные «Центрполиграфом» (срок договора целых 3 года, смешной аванс и то не сразу), но так как я был занят (и до сих пор занят) срочной работой и мне некогда было искать более выгодные варианты — я согласился. И вот в результате потеряны самые драгоценные три месяца — впереди летний застой в издательском деле: поиски нового издателя, естественно, будут мало эффективными. Поэтому, Марина Михайловна, воля Ваша, остаётся мне надеяться на «Центрполиграф» и на то, что недоразумение-заминка с подписанием договора — явление временное и преходящее. Думаю, Вам и самой жаль уже потраченных Вами усилий и времени на работу с моим текстом.

Как в любви трудно встретить свою половинку (это я Вам как специалист говорю), так и издателю редко удаётся найти СВОЕГО автора, поэтому если контакт затеплился — им надо дорожить. Думаю и надеюсь, что издательству «Центрполиграф» нужны не только серийные авторы-подельщики и писатели-«классики», но и современные авторы штучных произведений. Сейчас я заканчиваю новую энциклопедического плана книгу о Достоевском, после чего намерен засесть за новый суперсовременный и суперувлекательный роман под условным названием «Рекламный киллер» с несколько утопическим и симпатичным сюжетом, как одному человеку удалось победить рекламную мафию… Это я намекаю насчёт перспектив.

Очень Вас прошу, Марина Михайловна, показать это письмо главному редактору и обсудить с ним вместе сложившуюся ситуацию. Если по каким-либо причинам Вам это сделать неудобно, я через неделю найду время и сам ему напишу.

Роман «Меня любит Джулия Робертс» должен как можно быстрее выйти на радость читателям и начать приносить прибыль.

Жду Вашего отклика.

Всего самого доброго и успехов и лично Вам, и «Центрполиграфу»!

Николай НАСЕДКИН.


Увы, резоны мои успеха не возымели, все и всяческие связи со снобистским «Центрполиграфом», толком не начавшись, прервались-кончились. Погоревал я трохи, да и засел опять за штамповку реклам-блоков — ещё запустил веером штук десять-пятнадцать. И, пожалуйста, — вторая поклёвка!

Издательство «Зебра Е», входившее, как оказалось, в мощнейший издательский холдинг «Эксмо», не только заинтересовалось «Джулией Робертс», но и 10 декабря 2002 года заключило с мной договор (уже без всяких заноз-заусенцев!) и даже подкинуло аванс в валюте, триста долларов — не фонтан, но всё же!

Казалось, ну всё устаканилось — судьба новой книги определилась. А между тем моя, авторская, Судьба решила надо мною поиздеваться и посмотреть на мои метания в роли Буриданова осла: не прошло и месяца после договора и аванса от «Эксмо», как получаю я по электронке предложение от нового столичного издательства «Добросвет», в который я реклам-блок даже не отправлял: нас заинтересовал роман «Меня любит Джулия Робертс» — хотим издать. На моём сайте увидели — я там выложил несколько глав. Само собой, в ответе я начал юлить-дипломатничать, мол, сейчас я по поводу этого романа уже рассматриваю предложения двух издательств и, естественно, буду выбирать самые выгодные условия…

Между мною и управделами «Добросвета» Светланой Юрьевной (как она отрекомендовалась — «представитель молодого поколения издательства») вспыхнула и полыхала две недели бурная, очень деловая, но и с какими-то даже проблесками-искрами своеобразного (авторско-издательского) флирта переписка. Вот лишь фрагменты, дающие общее представление об этом поединке издателя и автора:


Уважаемая Светлана Юрьевна! Хочу предложить следующее: давайте пока не будем вести речь о «Джулии Робертс». У меня есть три текста (книги) для издания — любовно-криминальный роман «Обречённый мечтать» (переработанный, сокращённый «Алкаш»), сборник криминальных повестей «Всех убить нельзя» и увлекательная «прикладная» книга «Советы колдуна» (которая на моём сайте пользуется повышенным спросом посетителей). Аннотации — во вложенных файлах. Если что-то из этого Вас заинтересует, я согласен без проволочек заключить с Вами обоюдовыгодный договор (договоры)…


Насколько я поняла, Вы сейчас проживаете в городе Тамбове? Меня интересует выходили или нет те романы, аннотации которых Вы послали? Обоюдовыгодные договоры — это здорово. Вы наверное хотите, чтобы три перечисленные книги увидели белую бумагу с маленькими жучками (буквами), а я мечтаю выпустить то, что безумно нравится читать мне и надеюсь понравится читать жителям России (реализация наших книг охватывает достаточно большое пространство России). Так в чём же всё таки обоюдная выгода?! Давайте попробуем найти тот компромисс, который станет радостным не только для нас, а многих кто почитает Вас, Ваши произведения и творчество Джулии Робертс…


Постараюсь, наконец, быть максимально деловым.

Живу я в Тамбове, но издаюсь в Москве, а теперь ещё и в Польше.

Книга «Советы колдуна» ещё нигде и никогда не выходила. И, повторяю, судя по статистике моего сайта, она пользуется повышенным спросом у интернетовских посетителей-читателей. Некоторые вещи из книги «Всех убить нельзя» публиковались в журналах («Наш современник», «Южная звезда») и сборниках, но в таком виде и составе книга ещё нигде не издавалась. Роман же «Обречённый мечтать», как уже я писал, — улучшенный, сокращённый, переработанный вариант романа «Алкаш», издававшегося в конце 2000-го года в «АСТ». Все три книги — читабельны, увлекательны, написаны профессионально. Я уверен, что все они «безумно понравятся» Вам, а после выхода в Вашем издательстве и — «жителям России».

Мои предварительные условия (надеюсь — обоюдовыгодные): я могу предоставить права Вашему издательству на издание каждой книги с оплатой-авансом, скажем, по 500 (пятьсот) у. е. за разовый тираж в 5-7 тыс. экз. Если какая-то из книг будет иметь несомненный успех и потребуется дополнительное тиражирование, тогда можно будет заключить новый договор, как это и принято сейчас, на процентную оплату автору от реализации новых тиражей.

Если такие условия Вас устраивают, я готов подписать договор (договоры) хоть завтра.

Всего доброго и успехов на издательской ниве!..


Ваш максимально деловой тон всё таки обошёл «Джулию Робертс». Но в моих планах заполучить именно её. Мы рады будем ознакомиться с полной версией Ваших рукописей… Но без разговора о заключении договора на «Джулию Робертс» все разговоры о взаимовыгодности теряют смысл… Очень надеюсь на своё женское обояние и Ваш трезвый расчёт.

P. S. А если касаться деловой части, то мы заключаем договор на 10 000 экз. на три года эксклюзива, с правом последующего переиздания и выплатой роялти в процентной или суммой договорённости с автором…



Я уже давно и безоговорочно поддался Вашему «женскому обоянию» и действительно рад буду с Вами сотрудничать, но начать хочу всё же не с «Джулии Робертс». Бога ради, не подумайте, что я ломаюсь (да и как джентльмен может ломаться перед дамой!!!), но обстоятельства складываются так, что о романе «Меня любит Джулия Робертс» я смогу конкретно говорить только через 1-1,5 месяца. На те же три мои книги, повторяю, хоть сегодня заключу договоры.

Притом (это я уже намекаю), нахожусь я пока (тьфу! тьфу!) в расцвете сил, полон замыслов, работаю над новыми вещами, так что если вы (я имею в виду издательство) мне понравитесь, а я — вам, то сотрудничество наше может стать многолетним, плодотворным и в полном смысле слова обоюдовыгодным…


Я очень благодарна Вам и своему женскому обаянию (или обоянию — как правильно-то). Мы, наверное, тоже будем рады сотрудничать с Вами, для точной определённости мы ждём по электронке Ваших рукописей для ознакомления с ними главного редактора. Почему Вы говорите о том, что о Д. Р. мы сможем разговаривать только через месяц, когда Вы неделю назад говорили, что уже несколько издательств рассматривают её. Или это был рекламный трюк?! Я буду рада с Вами поговорить и через 3 месяца, если я буду уверена, что книга не уйдёт к третьему лицу.

Схеме такая: Вы присылаете рукописи, мы с Вами заключаем договор на одну из рукописей и выплачиваем по ней гонорар, а на остальные книги составляем акт соглашения о том, что мы обязуемся брать у вас по одной рукописи предположим раз в квартал, Вы в свою очередь обязуетесь не передавать права третьему лицу. ОБЯЗАТЕЛЬНО в данном соглашение должна быть книга о Д. Р. — ну нравиться она мне, только благодаря ей я нашла Вас… Ждём Ваших решений.

Простите за ошибки и корявую речь — поздно уже…


Высылаю первый текст (самораспаковывающийся архив RAR) — надеюсь, сложностей с распаковкой и ознакомлением не возникнет. Если такой формат Вас устраивает, в течение двух дней вышлю и два других текста…

Вашему главному редактору желаю приятного чтения, а Вам, Светлана Юрьевна, — поменьше работать по ночам (от этого же цвет лица портится!).

Всего самого доброго!

(Включите-задействуйте в своей почтовой программе опцию проверки ошибок и это избавит Вас от лишней головной боли!)…


Да, процесс пошёл. С Вами приятно общаться. Проблем с распаковкой не возникло, всё раскрылось и пробежалось глазами. Присылайте другие и дайте нам сроку до 1 месяца. Просьба, перед тем как я отдам всё это в читку, успокойте меня, что Дж. Р. будет наша. Пожалуйста. Кол-во авторских листов радует, и радует Вами запрашиваемый гонорар.

А по ночам работать мне легче, я сова, и, к сожалению, «просыпаюсь» не раньше 9-10 вечера. Спасибо за заботу. Всего.

И Вы мне не ответили, почему мы сможем вести разговор о Дж. Р только через месяц?..


Рад, что всё у нас пока идёт без осложнений.

Высылаю второй файл. О «Джулии» пока не волнуйтесь. Мне так ужасно приятно, что она Вас «завлекла», так вам понравилась, и я, конечно, буду «сватать» её Вам в первую очередь. Но сразу говорю, что это на сегодняшний день моя самая новая вещь в прозе (последнее время я был занят-увлечён ещё одной книгой о Достоевском), она мне очень дорога, я на неё делаю большие ставки и мне хочется её «выдать замуж» поприличнее. Поэтому, повторяю, не удивляйтесь, что я относительно осторожно отношусь к «Добросвету», о котором ещё две недели назад и слыхом не слыхивал.

Одним словом, давайте сотрудничать, работать, притираться, узнавать друг друга, открывать, начинать любить… Одним словом — прогрессировать в наших взаимоотношениях!

Успехов на этом пути!..


Очень приятно, что мне удалось выгодно выставить нас в виде жениха. Я Вас понимаю и ценю, что согласились с нами работать. Ведь все когда-то начинали, и Эксмо, и АСТ не всегда были широко известны, но они уже более 10 лет на рынке, а мы практически только год. Но очень надеемся общими усилиями стать не менее звучными.

Повесть Ваша открылась, так что всё ок. Ждём следующих…


На этом наш увлекательный email-роман вдруг затух-оборвался. Через три месяца я, уже поняв, что с «Эксмо» дело пошло в затяг, решил всё же пересватать мою «Джулию» и отправил запрос в «Добросвет»:


Здравствуйте, Светлана Юрьевна!

Если Вы меня ещё помните, то осмелюсь спросить, как идут дела по ознакомлению с файлами-рукописями моих трёх книг, последний из которых я отправил вам 13 января? Это — во-первых.

А во-вторых, я наконец готов представить вашему издательству полностью готовый текст романа «Меня любит Джулия Робертс» (по существу — оригинал-макет) и заключить договор для начала на одно оперативное издание разовым тиражом на взаимовыгодных условиях…


Увы, моё предложение руки и сердца, вернее, рукописи и макета пропало втуне: милейшая Светлана Юрьевна откликнулась, но не порадовала — в издательстве случился сбой в работе, кризис, пошла чёрная полоса.


Если что-то у нас измениться в положительную сторону — я с Вами свяжусь…


Не связалась.

А между тем издательство «Зебра Е», делающее, как и «Эксмо» в целом, ставку на серийные издания, всё никак не могло втиснуть необычный роман ни в одну из своих серий или накопить-собрать рукописей, дабы начать какую-нибудь новую виртуальную серию…

Время шло. Время бежало. Время утекало. Готовый роман лежал уже три года в пресловутом столе. Реальная Джулия Робертс там, в своей Америке, уже замуж выскочила и детей начала рожать!..

Наконец, устав ждать, я решил (как кто подтолкнул свыше!) в январе 2005 года предложить роман «Меня любит Джулия Робертс» в некоторые журналы и издательства по второму кругу. Ну а вдруг?! И, пожалуйста, вскоре из редакции родимого «Нашего современника» мне позвонил завотделом прозы Евгений Шишкин, сказал добрые слова о произведении, но и разъяснил очевидное: для читателей этого почвеннического патриархального журнала сюжет и лексика «виртуального романа» вряд ли будут интересны, а вот только что созданное в Москве издательство «СовА» как раз ищет новых авторов с «нестандартными» произведениями. «Вы не против, если я передам им Вашу рукопись?» Я, естественно, возражать не стал.

И буквально через три месяца «СовА» издала роман! И так всё подгадало, так подарочно карты легли, что на 22 апреля 2005 года в Малом зале Центрального Дома литераторов был запланирован мой творческий вечер, который организовал Пётр Алёшкин (для автора из провинции, понятно, событие вселенского масштаба!), и аккурат к началу вечера прямо из типографии представитель издательства «СовА» доставил в ЦДЛ несколько пачек «Джулии Робертс», которая меня любит… Я в тот замечательный московский вечер чувствовал-ощущал себя примерно так, как миллионер Эдвард в фильме «Красотка», когда Вивьен (сама Джулия Робертс!) согласилась выйти за него замуж…

Ну уж если пошла полоса везения!

Через полгода книга «A mnie kocha Julia Roberts» вышла и в Гданьске на польском языке…

Впрочем, Польша — это отдельная песня, о ней чуть далее, а пока скажу ещё, что издательские зигзаги с романом «Меня любит Джулия Робертс» на этом не исчерпались. В нашей Тамбовской писательской организации, которую я волею случая возглавлял (и об этом рассказ — далее), было создано своё издательство, имелась программа «Издание книг тамбовских писателей для библиотек области» (в основном юбиляров) при финансовой поддержке областной администрации. Вот я и возмечтал в рамках всего этого к своему 60-летию издать книгу «Сладкий недуг», где под одной обложкой соединились два компьютерных произведения, объединённые темой любви, наполненные чувственностью и страстями — виртуальный роман «Меня любит Джулия Робертс» и email-роман «Люпофь». Сам изготовил макет, оформил обложку: не книга получилась — издательская бомба! Уже предвкушал, какой эффект она произведёт в наших замшелых чернозёмных палестинах (хотя оба романа уже были изданы в Москве, но уже давно и весьма скромными тиражами)…

Увы, увы и ах! Когда типография тамбовская выставила счёт, и я соразмерил его с выделенной на книгоиздание суммой, стало понятно, что придётся или убирать один роман из макета, или уменьшать тираж вдвое. Подумал я подумал, погоревал о несбыточности мечт и заменил в издательской программе книгу-бомбу «Сладкий недуг» на скромный по объёму и интеллигентный по содержанию сборничек повестей и рассказов «Рано иль поздно»…

Однако ж очень хотелось-желалось, чтобы издательский проект «Сладкий недуг» вопреки пессимизму строк Лермонтова не исчез («…рано иль поздно их сладкий недуг исчезнет при слове рассудка…»), и вскоре я предпринял новую попытку — решил связаться, поборов своё недоверие к новомодным виртуальным издательствам, с некоей фирмой под названием «YAM publishing». Она, судя по адресу, базировалась в Германии, но издавала книги на русском языке по принципу «печать по требованию». «Публишинг» этот быстро заключил со мной виртуальный договор, выставил мою книгу на своей виртуальной витрине и установил цену за экземпляр, которая повергла меня в шок: 75 евро или на наши деньги 4650 (Четыре тысячи шестьсот пятьдесят!) рублей. А в интернет-магазинах она предлагается и вовсе по 6182 рубля!!!

Ежу понятно, что при такой нелепой цене книга вряд ли станет бестселлером.

Аминь!

* * *

Ну а с Польшей дело было так.

В феврале 2002 года в почтовую программу моего компьютера среди прочих прилетело-слилось электронное послание с иноземной абракадаброй. Ясно — импортная реклама какая-то. Как опытный уже чайник, я удалил мэйл не читая — вдруг там ещё вирус какой прицеплен-заслан. До сих пор нервно поёживаюсь при мысли: а вдруг на этом всё бы закончилось-оборвалось?!

Но дня через два в моей электронной почте опять объявился тот же настырный мэйл. Я присмотрелся внимательнее: ба, латиница латиницей, а текст-то читается по-русски: «Glubokouwazchajemyj Nikolaj Nikolajewitsch! Polskoje izdatielstvo “Dom na wsi” oczen zaintieriesowano Waszymi romanami. Budtie lubiezny potwierdit moje pismo. Glavnyj riedaktor Marta Szydłowska»

Расшифровал-«перевёл», интригующе: «Глубокоуважаемый Николай Николаевич! Польское издательство “Дом на вси” очень заинтересовано Вашими романами. Будьте любезны подтвердить моё письмо. Главный редактор Марта Шидловска».

Как оказалось, поляки вышли на мой персональный сайт, который я незадолго до того создал-открыл в Интернете, и ознакомились с фрагментами моих творений. Я, конечно, так пылко взялся «подтверждать письмо» Марты Шидловской, что чуть клаву своего компа не повредил. В следующем письме-ответе из Польши я с превеликим удовольствием, но и некоторым удивлением читал (перевожу сразу на кириллицу):


Наше издательство очень заинтересовано Вашими романами «Джулия Робертс» и «Алкаш». Будьте любезны послать нам экземпляры произведений. Мы намерены издавать русскую современную прозу, начиная с Ваших романов…


Началась электронная, а затем и почтово-бумажная бурная переписка. Это настоящая эпопея, скажу я вам! «Дом на вси» заинтересовался в конце концов не только романами «Алкаш», «Меня любит Джулия Робертс» и (позже) «Люпофь», но и моим Достоевским — сначала «Самоубийством», а затем и энциклопедией. Я на почту устал бегать. Сначала отправлял свои изданные книги, затем пакеты с подписанными договорами и финансовыми бумагами-расписками на гонорарные авансы… Чтобы дать хоть какое-то представление о дотошности и утомительности бумажно-издательской волокиты, приведу образчик договора хотя бы на роман «Меня любит Джулия Робертс». Все бумаги-документы составлялись на польском и русском языках. Но и в русском варианте некоторый польский акцент, понятно, присутствует.

Итак:


15 июня 2002 г.

Издательство «Dom na wsi», именуемое в дальнейшем Издатель, от имени которого действует Марта Шидловска — с одной стороны, и Николай Наседкин, именуемый в дальнейшем Автор — с другой, заключили настоящий договор о нижеследующем относительно произведения, озаглавленного «Меня любит Джулия Робертс» (именуемого в дальнейшем Произведение).

Стороны постановили следующее:

§ 1

Автор заявляет, что ему принадлежат ничем не ограниченные права на это Произведение в области, охваченной настоящим договором, и Произведение является подлинным сочинением. В случае, если вышеупомянутое заявление оказалось бы не отвечающим действительности и, в связи с этим, Издатель понёс бы какой-либо ущерб, Автор принимает на себя обязательство немедленно возместить этот ущерб, а также по мере необходимости и по желанию Издателя — вступить вместе с Издателем в находящиеся на рассмотрении споры.

§ 2

С момента подписания настоящего договора Автор переносит на Издателя исключительное право:

воспроизводить и распространять напечатанное Произведение в виде книги — в переводе на польский язык,

вводить Произведение в оборот посредством всех каналов продажи (т. е. открытый рынок, клубы книг, Internet shop, door-to-door) во всех странах, на которые распространяется действие авторского права,

загружать в запоминающее устройство и распространять с помощью общедоступного компьютера,

воспроизводство и передача по проводному и беспроводному пути с помощью наземной станции, а также с помощью сателлита,

перепечатка в печати, —

на протяжении действия имущественной охраны Произведения независимо от количества реализованных экземпляров или от других актов эксплуатации и способа распространения Произведения.

Издателю принадлежит, в особенности, исключительное право решать о вводе Произведения в платные или бесплатные компьютерные и мультимедийные сети и распространение Произведения с их помощью, в том числе в банк данных информационных центров и центров научно-технической документации, а также использовать Произведение с их помощью как полностью, так и в сокращённом виде и в виде отпечаток.

§ 3

Авторское право, касающееся содержания перевода Произведения на польский язык, остаётся собственностью Издателя.

§ 4

Стороны согласовали следующий текст ноты по авторскому праву:

Copyrihgt © for the Polish edition by «Wydawnictwo dom na wsi», 2003.

Copyrihgt © for the Polish translation by «Wydawnictwo dom na wsi».

Кроме того, Издатель принимает на себя обязанность напечатать ноту по авторскому праву соответственно образцу, переданному Автором, отвечающую подлинному изданию Произведения — Copyrihgt © Наседкин Н. Н.

§ 5

Издатель имеет исключительное право решать вопросы о издательской форме, несмотря на способ изготовления и распространения экземпляров, о художественном оформлении, в том числе об обложке или возможной суперобложке.

Издатель правомочен издавать Произведение с иллюстрациями, в том числе решать вопрос о подборке материала и его авторов. Способ выполнения Издателем этих полномочий не может умалять достоинств Автора или Произведения.

Исключительно Издатель будет решать также вопрос о способе рекламирования Произведения. Особенно с рекламной целью он может даром распространять отрывки Произведения. По усмотрению Издателя вместе с Произведением могут быть помещены рекламы других издательств или издательских единиц Издателя. Чтобы поместить рекламы, рекомендуемые другими лицами, Издатель должен получить согласие Автора.

§ 6

1. За права, полученные на основании настоящего договора, Издатель уплачивает Автору следующее авторское вознаграждение: в срок двух месяцев с момента подписания договора — аванс в сумме 300 евро брутто, сверх того, после отчисления аванса: за первые 3000 экземпляров — 6 % и за очередные экземпляры, начиная с 3001 — 8 % отпускной цены проданных Издательством экземпляров, подлежащих уплате поквартально до 20 числа каждого месяца, следующего после отчётного месяца.

2. Поступления за использование Произведения информационными центрами или центрами научно-технической документации, за проводные и беспроводные передачи, использование в компьютерных или мультимедийных передачах, перепечатку в печати — будут приходиться Сторонам договора по половине.

3. Поступления за помещение Издателем реклам других лиц — с учётом оговорки § 5 настоящего договора — будут приходится Сторонам по половине.

4. Экземпляры, не проданные в течение одного года с момента ввода в продажу, могут быть переоценены. Тогда авторское вознаграждение начисляется на основании цены, установленной в результате переоценки.

5. Вместо переоценки, о которой речь идёт в п. 4, Издатель может принять решение об уничтожении остальной части тиража. С уничтоженной части вознаграждение не насчитывается.

6. В случаях, о которых речь идёт в п. 4 и п. 5, Автор вправе потребовать перепродать ему полный оставшийся тираж или его часть по цене, которую Издатель применил бы при переоценке. С той целью Издатель, прежде чем принять такое решение, должен известить Автора, определяя соответственные условия и сроки для возможности воспользоваться перепродажей.

7. В основу начислении причитающегося Автору вознаграждения не входят рекламные и сигнальные экземпляры, предназначенные для бесплатного распространения. Их количество не должно превысить 200 экземпляров каждого издания.

8. Автор может потребовать у Издателя предъявить ему письменный расчёт приходящихся авторских вознаграждений.

9. Всякого рода платежи, следующие по настоящему договору, будут осуществляться Издателем в виде банковского перевода на счёт Автора (реквизиты).

§ 7

1. С каждого издания Автор получит от Издателя бесплатно авторские экземпляры:

с первого издания — 10 экземпляров;

с каждого очередного издания — по 3 экземпляра.

2. Авторские экземпляры не подлежат включению в основу начисления авторского вознаграждения (§ 6).

§ 8

1. Устанавливается минимальный тираж Произведения — 3000 экземпляров. Отпускная цена за один экземпляр — не меньше 10 новых польских злотых.

2. Окончательное количество экземпляров Произведения в отдельных изданиях (сверх минимального тиража), количество изданий, в том числе частоту и величину тиража каждого из них, а также способ издания и отпускную цену (сверх минимальной) — определяет Издатель.

3. Информация, касающаяся даты направления тиража к распространению, общего количества напечатанных экземпляров (торговый тираж плюс обязательные и поощрительные экземпляры) и отпускной цены 1 экземпляра, направляется Издателем Автору в письменном виде в течение одного месяца со дня отпуска Произведения в продажу.

§ 9

Издатель обязан издать Произведение и приступить к его распространению в течение 18 месяцев, считая со дня подписания договора.

§ 10

Если в срок, указанный в § 9 Произведение не было издано, Автор может нарушить договор только по безрезультатном истечении дополнительного, по крайней мере полугодичного, срока, предоставленного Издателю в письменном виде для завершения издания.

§ 11

1. Издатель оставляет за собой право отказаться от издания Произведения.

2. В случае, описанном в п. 1, финансовые притязания Автора ограничиваются к уплате всего гонорара, вытекающего из тиража и минимальной цены. Этот гонорар будет уплачен по частям тремя месячными взносами, считая с 30 дня со дня заявления Издателем решения об отказе от издания Произведения.

3. По требованию Автора Издатель обязан письменно обосновать постановление об отказе от издания Произведения.

§ 12

1. Если после израсходования тиража Произведения Издатель заявит, что он не намерен возобновлять издание, договор подлежит расторжению.

2. Если на протяжении шести месяцев с момента израсходования тиража Произведения Издатель не возобновит издания, Автор имеет право расторгнуть договор по безрезультатном истечении, по крайней мере, шестимесячного срока, предоставленного Издателю для начала подготовки следующего издания Произведения.

§ 13

Согласно графику, предоставленному Издателем, Автор обязан принимать участие и сотрудничать с Издателем в кампаниях, рекламирующих и поощряющих Произведение, творчество Автора или его личность как творца. В случае, если поощрение охватывает мероприятия (например, встречи с Автором, представление Произведения или творчества Автора, радио- телепередачи) вне постоянного места проживания Автора, Издатель обязан на общих началах нести командировочные расходы.

Издатель уполномочен публиковать и распространять — в связи с проводимой промоцией и рекламой — информации, касающиеся личности и творчества Автора и его фотографии, не требуя на это отдельного согласия Автора. По личному требованию Автор будет иметь право ознакомиться с поощряющими и рекламными инициативами Издателя.

Издержки промоционных и рекламных кампаний несёт Издатель.

§ 14

Издатель имеет право переуступить права, полученные на основании настоящего договора, третьим лицам, а также они могут являться предметом лицензии.

§ 15

Договор составлен согласно польскому закону.

По вопросам, не урегулированным настоящим договором, действуют предписания Закона об авторском праве и родственных правах, а также Гражданского Кодекса.

§ 16

Все изменения настоящего договора будут действительны, если они будут оформлены в письменной форме.

§ 17

Всякие споры, возникающие в связи с настоящим договором, будут разрешаться судами по местонахождению Издателя.

§ 18

Настоящий договор составлен на польском и русском языках в 2 подлинных экземплярах по одному для каждой стороны. В случае возникновения спора истолкование проводится согласно польскому языковому варианту.

§ 19

Дополнительные постановления:

(Подписи сторон и присяжного переводчика при Окружном суде, удостоверяющего «полное согласие содержания» издательского договора.)


У-у-уф! Только бегло прочитать — и то сколько времени и усилий затратить надо, а уж вникать в текст каждого параграфа! Ни единый из договоров отечественных издательств, подписанных мною, и в подмётки не годится польским. Правда, я только с первым договором возился долго, изучал дотошно, другие же впоследствии подписывал, практически, не читая. Разве что параграф, где о гонорариях речь шла.

К слову, с этими польскими евро в наших чернозёмных палестинах поначалу конфуз вышел. Я по совету Марты открыл в нашем доблестном Сбербанке валютный счёт и, когда прилетел из Польши самый первый долгожданный аванс в евро, примчался с авторучкой наперевес к валютной стойке банка — очень уж хотелось воочию увидеть эти радужные европейские денежки, впервые заработанные мной. Тамбовская банковская разъевшаяся тётка ошарашила меня — упёрла мне в лоб дуло пистолета и допрос учинила: откуда, за что, по какому праву валюта?.. Ну про пистолет, положим, я преувеличил, однако ж по ощущению правда, ибо допрос был строгим, всамделишным и приговор безжалостным: перевод не получите, пока не докажете, что имеете право получать из-за границы валюту!

Когда же я, ошеломлённый, начал лепетать-объяснять что-то про литературу, мол, я тамбовский писатель (может, подсюсюкнул, слышали-читали?), и вот за границей книги мои издавать начали, гонорар прислали — банковская дама и вовсе ожелезобетонилась: да что вы мне тут сказки какие-то рассказываете!..

Пробовал я вразумить зарвавшуюся женщину — мол, не ваше собачье дело кто, зачем и за что мне перевод сделал, ваше банковское дело посредническое — выдать мне денежки и ещё спасибо сказать за то, что свой процент получили… Куда там!

Пришлось бежать домой (благо недалече) и возвращаться в банк с договором из Польши — польские печати и солидная многостраничность двуязычного договора банковскую цербершу таки убедили…

Но в чём-то я её оправдывал и даже благодарен был — баба эта необразованная, сама того не ведая, опосредовано подбросила своё полешко в костёр моего авторского тщеславия: если бы тамбовские писатели до меня уже то и дело получали валюту из-за границы, разве ж пришлось бы мне доказывать своё право на это?

Поляки поначалу решили начать с «Алкаша». Марта писала:


Я включила «Алкаша» в наши издательские планы 2003 года. Мы намерены издать роман тиражом 1500 экземпляров. Ваш роман это сочинение объёмистое, будет стоить дорого, переводчику для работы нужно 6-8 месяцев, а потом редакция перевода…


Но по прошествии какого-то времени вдруг новое письмо от неё:


Ваш дебют перед польским читателем решила начать с «Джулии Робертс», а следующим будет «Алкаш». Жаль, что русская литература младшего и среднего поколений писателей должна пробиваться к польскому читателю, но такая «глобалистическая» реальность. Введение нового автора на издательский рынок — это сегодня очень серьёзное дело…


Признаться, в туманные места писем Марты Шидловской (что за «глобалистическая» реальность такая?) я особо старался не вникать: главное, договоры составляются-подписываются, переводы в евро приходят, значит и книги рано или поздно выйдут, а уж в какой последовательности — Бог весть.

В одном из писем я спросил между прочим, кого ещё издаёт «Дом на вси»? Шидловска ответила, что издательство выпускает прежде всего художественную литературу, мемуары и дневники. В настоящее время выходят у них и готовятся к изданию роман австралийского писателя Davida Brooksa «The House of Balthus» (имена и названия оставляю как в оригинале), дневники польского философа Jerzego Prokopiuka, дневники американского композитора Neda Rorema, книга Vanessy Curtis «Virginia Woolf's Women», романы и книги о Достоевском Николая Наседкина…

Естественно, в следующем послании, покончив с делами, в постскриптуме я скромно поинтересовался:


Может быть, это тайна и тогда я настаивать не буду, но жутко хотелось бы узнать, почему из сотен (тысяч!) российских писателей Вы выбрали меня?..


В ответе, мурлыча от удовольствия и побулькивающего тщеславия, читал:


Вы спрашиваете, почему мы заинтересовались Вашим творчеством? Всякий честолюбивый издатель хочет иметь нового «собственного» автора. Что касается самой современной русской литературы, польский читатель знает пока такие фамилии, как Пелевин, Соколов, Суворов. Надеюсь, что Ваша фамилия пополнит этот список, а Ваши произведения заинтересуют польских читателей…


Не знаю, как насчёт сомнительной славы Суворова, но сопоставление с Пелевиным чего-то стоило — Пелевин в то время был популярен-знаменит без дураков. Упомяну ещё, как одна экзальтированная читательница, вероятно влюблённая в меня, прочитав роман «Меня любит Джулия Робертс» на моём сайте, писала в отзыве-рецензии:


Блеск, гениальное произведение! Стиль, язык, «парнишки» (парные слова), яркие образы, сравнения, глубина мысли, искренность… В героя вживаешься-влюбляешься моментально. Компьютерная тема увлекает в какую-ту другую реальность, делает роман таким необычным, читаемым, интересным, захватывающим… Столько там афоризмов-неологизмов, да и вообще гениальных фраз-мыслей — хоть записывай. А юмор — вкуснотища! Например — «дарёному компу в чипы не смотрят»! Обалдеть! Пелевин рядом с Вами даже не валялся! Ваш виртуальный роман — чудо!..


Признаться, и польская Марта, и тем более наша чернозёмная экзальтированная критикессочка обливали сердце моё авторское шоколадом, я млел. Но вот сейчас, спустя годы, повзрослев, поумнев и поскучнев, я сопоставлению с Пелевиным особо уж не радуюсь…

Ну да это — отдельный разговор.

ФотоА пока покончим с Польшей. Не хочется вспоминать поговорку «Гора родила мышь» (тем более, что «мышь» мне очень нравится и дорога), но итогом всей долгой, бурной, объёмной переписки (целый эпистолярный том можно издать!) с Мартой Шидловской и переводчиком Андреем Шиманским стала пока всего одна книга — «A mnie kocha Julia Roberts», которая вышла уже после московского издания в 2005 году. Причём в выходных данных её значится не «Dom na wsi», а почему-то гданьское издательство «Tower Press». Я и вникать в эти тонкости не стал. Остальные мои книги, уже переведённые на польский и оплаченные авансами, где-то там в польско-издательских тенетах так и застряли. Видимо, и отношения Польши с Россией развивались не в лучшую сторону, да и кризис издательский поляков не миновал. Марта периодически на мои запросы отвечала: потерпите, книги вот-вот выйдут, даже и email-роман «Люпофь», на который ещё и договора не было. В апреле 2008-го я по просьбе Марты послал для ознакомления и включения в план издания текст совсем новой своей книги «Гуд бай, май…», который и в России ещё ни единый издатель не видел…

Последний наш обмен мэйлами состоялся в сентябре этого же 2008 года. Я получив перед этим послание из Польши от неизвестного мне профессора, сообщившего, что пишет рецензию на мою энциклопедию «Достоевский», вполне естественно сделал запрос в «Дом на вси»:


Глубокоуважаемая Марта! Ко мне обратился по электронной почте некто professor Wlodzimez Wilczinskij из Polsza, uniwersitet w Zelonej Gore с просьбой прислать биографические сведения обо мне, так как он пишет рецензию на мою энциклопедию о Достоевском для zurnala «Slavia Orientalis». Вот я и хочу уточнить: что, вышла энциклопедия на польском языке? Если да, то нельзя ли хотя бы два-три (2-3) авторских экземпляра мне прислать?..


Шидловская мне ответила 25 сентября: энциклопедия у них ещё не вышла (но готовится к печати!), а профессор-рецензент, видимо, пишет о русском издании.

Так и оказалось, Влодзимеж Вильчинский написал статью о втором российском издании (в «Эксмо») энциклопедии «Достоевский», опубликовал её в журнале Польской академии наук «Slavia Orientalis» (2009, № 1) и прислал мне экземпляр журнала с припиской, где трогательно подчеркнул: «Книга Ваша ценнейшая!..»

Вот пора наконец поговорить отдельно и подробнее и об этой ценнейшей книге.

* * *

Энциклопедия «Достоевский» появилась на свет чудом. То есть неожиданно и, можно сказать, против моей воли…

Но сначала надо вкратце хотя бы упомянуть вообще о нехудожественных моих книгах, книгах нон-фикшн, или, как для удобства стали в последнее время произносить и писать этот импортный термин — нон-фикшен (но мне привычнее начальный вариант). Как уже упоминалось, параллельно с прозой я всегда занимался критикой и литературоведением. И так как критика у меня продвигалась более бойко и успешно, то самой судьбой вроде бы уготовано было, чтобы первой моей книжкой стала именно — нон-фикшн. И к тому всё шло. Первой моей серьёзной публикацией в коллективке стала статья о творчестве Николая Шипилова в сборнике «Молодые о молодых», вышедшем в издательстве «Молодая гвардия» в 1988 году. Там же, в «Молодой гвардии», в сборнике «За строкой учебника» стотысячным тиражом осенью 1989-го (на два месяца раньше «Молодой прозы Черноземья» со «Стройбатом») вышла моя дипломная работа «Герой-литератор в мире Достоевского» (та самая, которую пытались задушить в зародыше на кафедре журфака МГУ!).

Короче, набрался полный короб, так сказать, критической судьбы-биографии: публикации в «ЛитРоссии», журналах, престижных сборниках, дважды участник Всероссийских семинаров молодых критиков, персональное обсуждение в Совете по критике Союза писателей СССР и, наконец, — Высшие литературные курсы, где, волею судьбы, я попал в семинар именно критики. (На ВЛК принимали только членов Союза писателей, не имеющих высшего гуманитарного образования — я по этим параметрам категорически не подходил. В виде исключения меня приняли, но только в семинар критики — чудесная эта история подробно описана в романе «Алкаш».) Не мудрено, что я собрал, отпечатал, упаковал в папку с тесёмками все свои критические опусы, озаглавил рукопись поэтично и выспренно (куда ж без этого!) «О Достоевском, моих современниках и самом себе» и отправился в сентябре 1989-го прямиком в столичное издательство «Современник», где активно издавали молодых критиков. Там я пробился к главному редактору и вручил папку лично ему. Главный редактор мою увесистую папку взял, тяжко, как мне показалось, вздохнул и с безнадёгой в голосе сказал:

— Позвоните через пару месяцев…

Но уже через полтора месяца я на вахте Литинститута получил обратно объёмистую бандероль из «Современника», потащил обречённо на 7-й этаж в свою 714-ю комнату, дабы поплакать там наедине над отвергнутой своей папкой с тесёмками… В бандероли действительно находилась моя папка, но сверху лежало послание заведующего редакцией критики («…включаем Вашу рукопись в планы издательства…»), которое вмиг высушило мои ещё только намечавшиеся слёзы, и редакторское заключение некоей С. Ростуновой с подробным разбором моих литпотуг («…Все статьи написаны подкупающе простым, доступным языком и благодаря этому им будет легко найти путь к уму и сердцу самого широкого читателя… Наличие выношенной и твёрдоустоявшейся авторской концепции несомненно…»), которое заставило меня пропеть «тру-ля-ля!» и сбацать гопака.

Фамилия доброжелательной редакторши — Ростунова — мне ни о чём не говорила, но когда я принёс в «Современник» доработанную по редакторским замечаниям рукопись и встретился наконец с ней лично, Светлана Анатольевна в разговоре раза два-три упомянула «папу»: мол, папа высокого мнения о вас, папа тоже просмотрел ваш сборник и одобрил…

Заметив моё недоумение, Светлана Анатольевна ясность наконец внесла: это она по мужу Ростунова, а девичья фамилия — Ланщикова. Вот как опять аукнулись в судьбе моей прекрасные Дубулты!..

Уж само собой, я потом по коридорам литобщежития, аудиториям ВЛК и буфетам ЦДЛ ходил Гоголем, ожидая, что в ближайшее время у меня не только в «Столице» выйдет книга прозы, но и в «Современнике» — массивный сборник критики. Двойной блистательный дебют, так сказать.

Дальше можно и не размазывать: как в «Столице» повесть не вышла, так и в «Современнике» тоже начался глобальный кризис, планы издательские взялись ужимать-сокращать в основном за счёт молодых и неизвестных, а вскоре критику и вовсе перестали издавать — не рентабельно…

И всё же Судьба упёрлась и решила-таки настоять на своём: нет, первой книжкой Наседкина будет непременно нон-фикшн! Если не критика в чистом виде, то хотя бы — литературное краеведение. Так и вышло. Тамбовское издательство «Новая жизнь» (о котором здесь упоминалось) вдруг и неожиданно заказало выпускнику Высших литературных курсов создать-написать очерк истории тамбовской литературы для издания отдельной книжкой и выдало аванс. Кто ж откажется? Покопался в библиотеках, изучил вопрос, набрал материала и выдал на гора 3,5 авторских листа под названием «От Державина до…». Вскоре труд мой оформился и материализовался в симпатичную книжечку-брошюру, вышедшую тиражом 3000 экземпляров в марте 1993 года — за 8 месяцев до «Осады».

Но если критика как жанр сдувалась и теряла позиции в 1990-е всё больше, то литературоведение вообще и достоевсковедение в частности ещё держались. В моём неродившемся московском сборнике раздел «О Достоевском» был самым весомым и самым хвалимым. Я понимал, что пора писать о Достоевском свою книгу. Своеобразной репетицией стала книжечка-брошюрка «Ф. Достоевский. “Преступление и наказание”», созданная опять же по заказу, но уже московского «Голоса» и вышедшая в 1997-м в серии «Школьникам и студентам». Но это была именно репетиция, книжечка-проба, ибо я уже вовсю работал без всяких заказов и авансов над текстом книги-исследования под названием «Самоубийство Достоевского». Можно было бы сказать — это был каторжный труд (четыре года, пусть и с перерывами), но язык не поворачивается. Это был сладостный вдохновенный труд! Я в процессе всё более и более понимал-убеждался, что получается-рождается новая и увиденная под необычным углом биография Фёдора Михайловича. Тут, пусть и нескромно, но надо сказать-упомянуть, что ни единая биография Достоевского в ЖЗЛ (а их целых три — Л. Гроссмана, Ю. Селезнёва и, совсем новая, Л. Сараскиной) мне не нравится, у каждой свои недостатки, но единый и главный для всех — язык, стиль повествования: нечто научно-литературоведческое, академическое, засушенное. А о Достоевском надо писать как Игорь Волгин, спецкурс которого я посещал, учась на факультете журналистики МГУ, и которого называю своим учителем именно и в первую очередь в этом — он подсказал мне своим творчеством, что о Достоевском можно писать увлекательно, читабельно — сюжетно. Тогда, в мои студенческие годы, Игорь Леонидович как раз создавал свою главную книгу «Последний год Достоевского», рассказывал нам на семинарах о своих находках-открытиях в ходе работы, читал только что написанные главы — это было нечто. Потом я неоднократно перечитывал уже вышедшую книгу «Последний год Достоевского» и каждый раз получал неизъяснимое (одно из любимых словечек Фёдора Михайловича) удовольствие. Добавлю для истории, что, спустя годы, я, можно сказать, отблагодарил Волгина за его давние чудесные уроки, привезя ему из Черногории издание на сербском языке «Последнего года Достоевского», о котором он даже не знал…

Но это будет потом, а пока, закончив компьютерный набор своего «Самоубийства Достоевского», я, как водится и по уже устоявшейся привычке, взялся рассылать рекламные блоки по журналам и издательствам (в сорок адресов!). Пока столичные и питерские снобы изучали моё предложение, вдруг (ну никак без этого словца!) наклюнулась перспектива в Тамбове, в родимом университете имени Державина, где я продолжал подрабатывать редактором издательства и с некоторых пор стал ещё и соискателем на степень кандидата филнаук на кафедре истории русской литературы. Так что, как говорится, сам Бог велел хватать шанс под уздцы. (Ха, шанс — жеребец, что ли? Это что-то новенькое!) Подал заявку, получил принципиальное согласие руководства кафедры, издательства и университета, собрал под одну обложку всё ранее написанное о Достоевском и новую книгу про самоубийство в толстенный кирпич (545 страниц!), сам создал макет, сам оформил обложку, дал название «Достоевский: портрет через авторский текст», поставил подзаголовок-определение «Монография», и к 180-летию со дня рождения Достоевского детище моё вышло тиражом… 67 (шестьдесят семь), но зато нумерованных экземпляров.

С этим своим пухлым детищем я, по приглашению И. Волгина, поехал в декабре 2001 года в Москву на Международный симпозиум «Ф. М. Достоевский в современном мире», выступил там с докладом «Тема самоубийства у Достоевского», который, в свою очередь, затем был опубликован в престижном «Литературоведческом журнале» Российской академии наук (2002, № 16).

— Гордись, вьюнош! — говорил я сам себе, надувая щёки. — Радуйся!

— Ага, «радуйся»… — отвечал я сам себе плаксивым голосом. — А книга «Самоубийство Достоевского» всё лежит — столичные издательства вон как кобенятся-отфутболивают!..

И правда, эти сучьи дети (я имею в виду издателей-снобов) почему-то не поддавались на приманки рекламного блока. А ведь одна аннотация — это ж «Песнь песней» в прозе!


Предлагаю для издания книгу «Самоубийство Достоевского» («Тема суицида в жизни и творчестве писателя») объёмом 25 а. л. По существу, это –– портрет и судьба, жизнеописание и анализ творчества гения сквозь призму темы, которая волновала-тревожила его всю жизнь и прошла сквозной красной нитью (канатом!) через всё его творчество.

Повествование-исследование написано нормальным языком и, несмотря на литературоведческий фундамент, читается, без преувеличения, как биографический роман с напряжённым сюжетом и неожиданным финалом.

Фрагмент книги и содержание дадут более-менее полное предварительное представление о ней…


Названия глав в содержании — это тоже сплошная интрига!


ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Глава I. Маленький герой, или Первый дебют

Глава II. Хождение в Мёртвый дом

Глава III. Под красной шапкой, или Первая любовь

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Глава IV. Второе рождение

Глава V. Путь в классики, или Семейное счастье

Глава VI. Эмигрант поневоле

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Глава VII. Бесы, или Возвращение домой

Глава VIII. Исповедь горячего сердца

Глава IX. На разрыв аорты, или Открытый финал


Короче, не понимал я зажравшихся московско-питерских издателей: ну почему бы не заинтересоваться, не прочесть хотя бы весь текст?!

Впрочем, справедливости для всё же вспомню-напомню, что в двух издательствах — в «Голосе» и «АСТ» («Астрели») — книгу прочли-изучили и издавать в принципе готовы были, но радости от этого не прибавлялось: и там, и там, по уже упомянутым причинам, надежды-перспективы были жидкие…

Читатель ждёт уж слова «вдруг» — на, вот возьми его скорей!

Именно вдруг случилось очередное чудо, почти как с «Локидом». Я разыскивал с помощью Интернета (к слову, сейчас этот термин стали писать со строчной буквы — по-моему зря, это же своеобразная Вселенная!) новые издательства для своих предложений и обнаружил некий «Вердикт», который, как уже понятно из названия, специализировался на детективном чтиве. Я сделал запрос с рекламным блоком: а не хотите ли, мол, издать мой сборник криминальных повестей «Всех убить нельзя»? Через какое-то время ответил сам владелец частного издательства П. Ульяшов: это интересно, присылайте весь текст…

Весь текст так понравился Павлу Сергеевичу, что он, вскоре обрадовав меня (будем издавать!), тут же предложил:

— Присылайте ещё что у вас есть.

Я, естественно, тут же отослал в «Вердикт» файлы сборника рассказов «Наша прекрасная страшная жизнь» и на всякий случай «Алкаша», честно предупредив, что роман только что вышел в «АСТ»…

У каждого более-менее профессионального писателя (то есть, не графомана) обязательно есть читатели, ставшие почитателями его творчества, доброжелательно воспринимающие практически всё им написанное. У кого-то (того же Достоевского) их десятки миллионов, у кого-то (того же Астафьева) — десятки тысяч, у кого-то, в том числе и у меня, несколько десятков.

И это просто подарок Небес, если в число таких читателей-фанатов попадает издатель. В моей судьбе уже был один такой читатель-издатель, Пётр Алёшкин, и вот появился второй — Павел Ульяшов. Эх, повернись обстоятельства по-другому и стань он владельцем не маленького «Вердикта», а гигантского «Эксмо» или того же «АСТ» — я давно бы уж был растиражирован, раскручен и прославлен…

Павел Сергеевич пришёл прямо-таки в восторг от моей прозы (это констатация факта) и без колебаний обещал издать первую мою криминальную книгу уже в ближайшее время. Правда, пока небольшим тиражом, ибо «Вердикт» ещё никак не мог набрать обороты в жестокой конкуренции с издательствами-гигантами и боролся за выживание. Вот тут и случился-произошёл тот внезапный поворот в издательском лабиринте, который привёл в итоге совершенно к неожиданным и, в общем-то, чудесным результатам. Павел Сергеевич мне позвонил и сообщил новость: ему предложили место главного редактора в новом и уже процветающем издательстве «Алгоритм», и он вынужден согласиться — «Вердикт» прекращает своё существование.

— Значит, книга моя выйдет в «Алгоритме»? — резонно спросил я, памятуя об истории с «Алкашом».

Ульяшов тяжко вздохнул:

— Увы, Николай, «Алгоритм» прозу не издаёт, только — нон-фикшн. Но я буду ваши рукописи в другие издательства предлагать…

Павел Сергеевич действительно пытался потом до самой своей внезапной кончины (умер он в октябре 2004-го), что называется, пристраивать мои вещи в другие издательства, в частности, это именно он отдал мою «Джулию Робертс» в «Зебру М», где я получил даже аванс и книга чуть было не вышла…

Ну а в тот раз не успел я скукожиться депрессивно от плохой вести, как Ульяшов вернул меня к жизни простым вопросом:

— У вас есть что-нибудь помимо прозы?

Да как нет, врубился я, да вот же книга о Достоевском готовая лежит и ждёт благосклонного издателя!

В «Алгоритме» уже вскоре со мной заключили договор на «Самоубийство Достоевского» и обещали издать быстро — издательство новое, современное, стремительное, амбициозное. И действительно, дело продвигалось стремительно, но, как оказалось, лимит подарков ещё на этом не исчерпался. Когда приехал я в Москву и разыскал «Алгоритм», Павел Сергеевич Ульяшов (с которым я уже ранее виделся-встречался) повлёк меня для знакомства и важной приватной беседы к директору издательства С. В. Николаеву. Развивающаяся ситуация продолжала аукаться с уже пережитым мною в «АСТ» — Сергей Васильевич тоже сделал мне головокружительное предложение:

— Мы начинаем большой проект издания персональных энциклопедий русских писателей. Уже готовятся энциклопедии Гоголя, Булгакова. Не возьмётесь ли вы за энциклопедию «Достоевский»?

— Один??!!! — опешил я.

— Конечно, один, — спокойно подтвердил директор. — Нам нужна персональная во всех смыслах энциклопедия, не только об одном классике, но и АВТОРСКАЯ. Судя по «Самоубийству Достоевского», материалом вы владеете…

Естественно, я и на этот раз наотрез и категорически отказался. Да это просто невозможно! Я знал, что над Лермонтовской энциклопедией (единственной на тот момент персональной) в советские времена целый отдел из докторов и кандидатов филнаук Института русской литературы работал несколько лет, а тут одному управиться за полтора-два года?!

Ульяшов и Николаев уговаривали меня как девочку целый час. Сумасшедших авансов не сулили, но зато били на самолюбие, на авторское тщеславие: мол, никто кроме вас не напишет нормальную энциклопедию, для массового читателя, чтобы её можно было читать увлекательно, как художественную книгу…

В конце концов, устав сопротивляться, я пообещал подумать и ответить окончательно через неделю. Дома, всё ещё не веря самому себе, что соглашусь, просмотрел все накопленные по Достоевскому материалы-записи, в библиотеке изучил Лермонтовскую энциклопедию, сразу понял, что подобный засушенный «гербарий» уж точно делать-создавать не стану, набросал примерную схему-композицию своей энциклопедии, если только соглашусь за неё взяться…

И — согласился! Окончательно подвигли меня на это два существенных обстоятельства: 1) работа над романом «Меня любит Джулия Робертс» близилась к финишу, и опыт подсказывал, что пора переключиться с прозы на литературоведение, 2) незадолго до того у меня появился шикарный CD-диск со всеми текстами Достоевского, который мог существенно облегчить и ускорить процесс…

Первый абзац непосредственно текста появился в компьютере 14 июня 2001 года, и начал день за днём формироваться-длиться один из лучших и насыщенных отрезков моей жизни-судьбы размером в полтора года — с Достоевским, в мире Достоевского. Поначалу дело шло со скрипом, мучительно, но затем, по мере окончательного прояснения концепции энциклопедии, выработки формы и стиля, родилась уверенность в успехе, и стремительно помчались дни, вечера, а порой и ночи работы, что называется, не разгибаясь. В середине декабря следующего года файл с полным текстом был доставлен в «Алгоритм» (и тогда же получены авторские экземпляры только что вышедшего «Самоубийства Достоевского»), затем добавились ещё и файлы более двухсот иллюстраций, которые удалось найти-подобрать, а в мае 2003-го я уже имел счастие держать в руках томище энциклопедии «Достоевский» с издательской аннотацией на обороте титула, которая для сердца автора звучала наградной грамотой:


Впервые в мировом достоевсковедении под одной обложкой собраны сведения практически обо всех произведениях и героях Достоевского, людях, окружавших писателя, понятиях, так или иначе связанных с его именем. Это — своеобразный путеводитель по необъятному миру Достоевского. Издание написано популярным языком и адресовано всем любителям творчества великого писателя — самому широкому кругу читателей.


С этим фолиантом поехал я на очередной Международный симпозиум Фонда Достоевского, где выступил с докладом «Энциклопедия “Достоевский”: принцип построения». А принцип этот действительно был новаторским. Отказавшись от традиционного для всех энциклопедий сквозного алфавитного выстраивания статей, я разделил их на три основных раздела: «Произведения», «Персонажи» и «Вокруг Достоевского». По-моему (да и по мнению большинства рецензентов и читателей) это сделало работу с энциклопедией весьма удобной.

Энциклопедия «Достоевский» настолько выделялась в моём творческом багаже объёмом, уникальностью и, скажем так, престижностью, что я впервые в жизни согласился на предложение устроить презентацию, чего никогда не делал ни до, ни после. Честно говоря, меня слегка смешит суета иных сотоварищей по писорганизации (а уж о самодеятельных авторах и не говорю!), которые, выпустив книжку-брошюрку со стишками или десятком рассказов тиражом сто-двести экземпляров, тут же устраивают пышную презентацию вселенского размаха — с пригласительными билетами, выспренними речами, фуршетом… Терпеть этого не могу!

Но тут меня друзья-соратники и руководители Общества любителей книги просто уговорили: мол, не имеешь права отказаться от презентации: это же — ЭНЦИКЛОПЕДИЯ, это же — ДОСТОЕВСКИЙ, это же — СТОЛИЧНОЕ ИЗДАНИЕ! Это же не только престиж автора, это престиж Тамбова, всей Тамбовщины!..

Согласился.

И, в общем-то, не пожалел. Презентация прошла в актовом зале тамбовской мэрии, он был полон, в первом ряду — сам мэр, председатель городской Думы, начальник управления культуры, корреспонденты газет, три телекамеры, представитель облрадио с микрофоном… Сладкие речи лились рекой, фамилии Достоевский и Наседкин то и дело звучали рядом, через запятую (а одна пылкая дама даже обмолвилась: «Николай Николаевич Достоевский написал замечательную энциклопедию!..»), — чего ещё надо, чтобы в кои веки потешить авторскую душу? А один штришок в ходе презентации и вовсе умилил чуть не до слёз чуйвствительную душу автора и некоторых гостей презентации. Оказывается, буквально накануне в киосках тамбовских появился свежий номер центральной газеты «Культура» с огромным фото на первой странице: вагон метро, пассажиры читают книги, в основном, детективы (обложки хорошо видны — Незнанский, Колычев, Кивинов…), а один, симпатичный юноша в очках — мою энциклопедию «Достоевский»…

Вот вам и аннотация!

Через пять лет «Алгоритм» уже совместно с «Эксмо» выпустили второе издание моей энциклопедии. Перед этим она уже была переведена на польский язык и готовилась к изданию в Гданьске.

Но самое поразительное, как я узнал с опозданием и совершенно случайно, ещё в 2004 году энциклопедия «Достоевский» вышла на сербском языке в Черногории!

* * *

Дело было так.

Я заглянул однажды, уже в 2006 году, на сайт Российской государственной библиотеки (бывшей Ленинки) и решил в каталоге сверить, все ли мои книги там значатся-имеются? Может, кто не знает, что при нормальном, так сказать, официальном издании книги она маркируется по нескольким параметрам: ББК (Библиотечно-библиографическая классификация), УДК (Универсальная десятичная классификация), ISBN (англ. International Standard Book Number — Международный стандартный книжный номер), Авторский знак (условное обозначение первого слова, с которого начинается первый элемент библиографического описания), Копирайт (англ. Copyright) — знак авторского права (C), который ставится на книге перед фамилией автора. Из всех этих издательско-типографских абракадабр ISBN является самым важным — он единственный и уникальный для каждой книги, как отпечатки пальцев у человека. Если такого знака-номера у книги нет, значит она, несмотря даже на красочный переплёт и мелованную бумагу, издана кустарным, любительским, непрофессиональным способом, как правило, за счёт автора и полноценной книгой не является. Подобных изданий сейчас — тьмы и тьмы, и тьмы! Само собой, в Российскую государственную библиотеку такая кустарная самоделка попасть никак не может. Издательство или типография с каждого тиража книги с ISBN делает обязательную рассылку 16 экземпляров в основные книгохранилища страны, в том числе и в РГБ.

Ну так вот, пошарил я по сусекам каталога главной нашей библиотеки, все свои книги на радость себе там разыскал-обнаружил, даже и нумерованную, но малотиражную «Достоевский: портрет через авторский текст». Все и плюс ещё одну, мне неведомую, экзотическую — Николаj Насеткин «ДОСТОЕВСКИ. Енциклопедиjа» (Подгорица: ЦИП, 2004). Что за мистика? Какой это язык? Яка така Подгорица и где она находица?..

Рифмы рифмами, а вопросы прояснить дюже хотелось. Впрочем, Подгорицу я уже знал — это столица Черногории, которая ранее входила в состав Югославии.

Как раз наметилась поездка в Москву, там я сбегал в бывшую Ленинку и глянул воочию на неведомое чудо. Это действительно оказалось чудом: такой же 800-страничный томище, но, в отличие от московского издания, где фамилия автора значилась только на титульном листе, здесь она красовалась прямо на обложке. С русского на сербский (который тогда был официальным языком в Черногории) труд мой перевела некая Неда Андрич-Радоевич. Имя это мне ничего не говорило, но я уже имел в Черногории, можно сказать, друзей-почитателей — ещё в октябре 2003-го прилетел ко мне чудесный мэйл:


Уважаемый Николай Николаевич!

Недавно мы приобрели великий результат Вашего многолетнего труда. Энциклопедия особенно будет полезна нам — переводчикам и преподавателям русского языка и литературы. В нашей черногорской газете (самой читаемой у нас) недавно мы опубликовали статью, в которой обращаем внимание наших почитателей русской литературы на Вашу книгу. Посмотрите (ссылка). Желаем Вам больших успехов и ждём новых книг.

С большим уважением Наташа и Савва Рашович,

преподаватели русского языка и литературы.

г. Подгорица, Черногория.


Они на мой запрос тут же ответили, что Неду Андрич прекрасно знают, дали её электронный адрес. Завязалась интенсивная переписка с Недой. Выяснилось следующее. Она работает в Институте иностранных языков, занимается русской литературой и пишет докторскую диссертацию о творчестве Мережковского. Энциклопедию она купила тоже в Москве, так восхитилась-загорелась, что тут же засела за перевод, нашла и заинтересовала издателя…

В этом месте сведения несколько туманились и в оригинале читались так:


…Владелец Издательского дома Предраг Петричевич. Он не хотел Вам написать письмо и сообщить о переводе Энциклопедии, а также не хотел устроить литературный вечер. У нас с ним сложились плохие отношения, но я попробую передать ему Ваши слова и вопрос гонорара…


ОбложкаВ конце концов все вопросы, препоны и недоразумения утряслись, Неда ещё подключила к процессу и декана своего факультета, он организовал-оплатил от имени Института иностранных языков мне приглашение в Черногорию, и во второй половине октября 2006 года я провёл там незабываемую неделю. Милые черногорцы оплатили мне авиаперелёт в оба конца, номер-люкс в лучшей гостинице Подгорицы и даже проезд мой на поезде от Тамбова до Москвы и обратно, а господин Предраг Петричевич, прижатый к стенке, выплатил всё же мне постфактум солидный гонорар в евро (это коммерческая тайна, но могу признаться, что сумма была едва не больше, чем за два российских издания вместе взятых, хотя черногорский тираж был намного скромнее даже одного), кормили меня на убой и дополнительно устроили в мою честь два званных обеда в лучших ресторанах города, Неда и её муж Йован показали мне всю Подгорицу и даже свозили на автомобиле к побережью, в Будву, где я искупался в прозрачном до невероятности и ещё тёплом в октябре Адриатическом море…

Но главное-то даже не это, главное то, что в стенах этого самого Института иностранных языков прошла сначала очень душевная презентация энциклопедии, а на следующий день я выступил перед студентами и преподавателями с лекцией о Достоевском. Большинство слушателей вполне понимало по-русски, но мою речь синхронно переводила Неда, что придавало действу торжественности. Немудрено, что я чувствовал-ощущал себя как какой-нибудь Евтушенко, или, прости Господи, Аксёнов — щёки, наверное, сами собой слегка надувались…

Черногория стала своеобразной премией-наградой. И, завершая рассказ об энциклопедии «Достоевский», похвалюсь ещё одной наградой, которая дороже мне всех медалей и денежных премий. Это дарственный автограф автора на форзаце книги «Колеблясь над бездной»:


Дорогому Николаю Николаевичу Наседкину, писателю-энциклопедисту, глубоко проницающему нашего общего героя, с лучшими пожеланиями, сердечно. Игорь Волгин. 22.02.07.


Ну и чтобы уж совсем поставить точку в этой главке упомяну ещё, что за энциклопедию Достоевского я получил очень славную награду — медаль и диплом премии «Хрустальная роза Виктора Розова». Награждение проходило в стенах театра МХАТ на Тверском (Доронинского), и во время церемонии случился трогательный эпизод, ставший приятным, выражаясь по-нынешнему, бонусом к награде: когда я, получив её, пунцовый от радости и волнения, закончил свой ответно-благодарственный спич, с первого ряда вскочил и выскочил на сцену один из членов премиальной комиссии Михаил Ножкин — безмерно уважаемый мною (и не только!) поэт и артист. Он кинулся обнимать меня и пылко поздравлять:

— Молодчина, Николай! Такую энциклопедищу прекрасную создал! Поздравляю!..

Сразу понятно — это человек Достоевского!

Чуть позже, за банкетным столом, захмелевший совсем не от вина (хотя бокал и выпил — ну как не позволить себе по такому случаю!), я вдруг вспомнил-подумал: а ведь где-то в глубинах этого здания есть кабинет Татьяны Васильевны Дорониной, хозяйки-царицы МХАТа, и там на столе лежит моя пьеса «Город Баранов»…

Но это уже совсем новый поворот в нашем лабиринте.


<<< Глава 1
Глава 3 >>>










© Наседкин Николай Николаевич, 2001


^ Наверх


Написать автору Facebook ВКонтакте Twitter Одноклассники


Рейтинг@Mail.ru